А на самом деле кто я? Играю на бас-гитаре в полупрофессиональном коллективе. Мне двадцать пять лет, я пою.
«Я пою в нашем городке…»
Ну и что? Некоторые поют в восемьдесят лет. Сейчас же я лечу не с олимпиады, и жены у меня нет, а мне двадцать шесть. Уже начал прибавлять. Интересно почему?
Почему?
Ну вот и последний вопрос, который я так не хотел себе задавать. Почему я здесь, в этом самолете? Когда я сел не на свое место? Тогда в институте или сейчас в самолете? Все это мне напоминает школьные каникулы. Когда хочется думать, что первое сентября далеко, что, может быть, оно не наступит. Это ощущение каникул не дает мне покоя. Настоящие каникулы обязательно заканчиваются.
Настоящее. Вот оно, слово, которое я так долго искал. Настоящее — это для меня? Вот мы летим вместе с Иликом черт знает куда, везем огромные деньги, чтобы купить две колонки и два ящичка радиодеталей. Значит, мне это нужно? Только почему у меня остается впечатление, что это каникулы? Почему?
А ведь первое сентября наступит. Это я знаю точно.
…В иллюминаторы видны Кавказские горы. Эльбрус. Казбек. Горы легче всего покорять на самолете. Я засыпал. Странно, до этого я никогда не спал в самолетах.
Мне снился сон.
На холмах Грузии лежал «Динакорд». В целлофане, огромная пачка сигарет. Я срываю целлофан, дергаю за красненькую полосочку, спускающуюся с гор. Мимо, сверкая, катится жисть-копейка. «Динакорд» хрипит, извиняется. Простудился в горах. Летит стая журавликов. Хромированные с микрофонами. Среди них черный набриолиненный фарцовщик Юра Кожаный.
— Кар-кар. Две копейки есть? Счас звякну в одно место. Доктора вызову, пусть подлечит «Динакордик». Дай две копейки… кар-кар.
— Нету. Вон копейка катится, но она гнутая, в автомат не влезет. И не каркай!
А это что такое квадратное, холеное, гладко выбритое? А, так ведь это судьба-индейка. В целлофане. Голландская. С сыром внутри. Смотри-ка играет с человеком, как… на «Динакорде». Зву-ук… И человек играет. На трубе. Зву-ук… Зву-ук… Звук! Звук! Сапожник! Звук!
А это потому, что у него рубашка несвежая. Звука нет. Последний вчера сдали. Как куда? Куда положено. На пункт стеклотары. По пятнадцать копеек за емкость. Вот только это осталось. Горлышко охрипшее. А кто в окошке? Кто сегодня работает? Счас примут! Кто это? Женского рода. Судьба? Да нет же! Это же… Стекло мутное! Это же Люда. Как Люда? А где же студент?. У себя в кабинете. Вот на табличке все написано. Кандидат в мастера спортивных наук. Прием тары по личным вопросам ежедневно. Двадцать четыре часа в сутки. Смирна-а-а! А то ходят тут всякие Крисы-кинозвезды. А где живут? В «Динакорде». А? Пристегнуть ремни? Чтобы судьба не вывалилась. Пристегнуться и не курить. А спасибо, спасибо. Не курю. Спортсмен. Ну разве что динакордскую… Все, все! Просыпаюсь! Да не спортсмен я никакой. Просы…
Все, просыпаюсь. Тбилиси.
Я и раньше знал, что в Тбилиси живут гостеприимные люди. На второй день я вдруг спохватился, что уже второй раз обедаю не дома, а в гостях. И это при том, что я человек совсем непьющий.
— Уфф! — сказал Сосо, когда мы, наконец, добрались до его домика. — Это вино я давил своими ногами!
Я не мог отказать после такого аргумента. И только сейчас вспомнил, что мы приехали по делу. Илик дремал на стуле рядом со мной под певучую речь обедающих родственников и знакомых.
— Нам надо возвращаться. Дома волнуются, что мы уже два дня не обедаем, — сказали мы, когда гости разошлись.
На следующий день все было закончено. Конечно, ни о каком целлофане речь не шла, но ЭТО было уже нашим. «Динакорд» лежал у наших ног.
— Ну вот и сбылась мечта идиота! — процитировал я.
К самолету нас везли на трех машинах. Меня. Илика. И ЕГО.
Я уснул, как только опустился в кресло. Мне ничего не снилось.
Осень в том году была такая, о которой можно только мечтать. Теплая и чистая. Мы репетировали дни и ночи напролет. «Динакорд», как и обещал когда-то Илюша, пел сам. Нам завидовали все музыканты города. Они приходили на репетиции и осматривали экспонаты нашего музея.
— Ну конечно, — говорили они. — Я думаю… Так вот здесь, оказывается, что. Ну тогда конечно! — и разводили руками.
У нас же аппетит разыгрался не на шутку. Мы были спокойны ровно неделю. А потом кто-то сказал:
— Нужны новые гитары.
— А мне пора менять установку, — добавил Генка.
— А как я буду смотреть народу в глаза без синтезатора? — спросил непонятно кого Илюша.