Заглядывая шоферу в глаза, Митя говорил:
— …Они хотят остановить время! Понимаете?
— Как это? — солидно спросил шофер.
— А так. Вам к которому часу в гараж?
— Ну, к пяти…
— Пяти не будет, — сказал Митя. — Сегодня будет, завтра нет.
— А когда же в гараж? — спросил шофер, посмотрев на Митю.
— Никогда, — сказал Митя. — Так и будете всегда ездить.
— Здоров врать! — сказал шофер и покрутил головой.
Митя горестно замолчал.
15
Сидя в своей башне с бойницами вместо окон, где висел огромный неподвижный маятник и сверху торчали зубчатые колеса гигантского заржавленного механизма, Старый год писал тушью на листе ватманской бумаги:
«МАНИФЕСТ
Что есть — то есть, чего нет — не будет.
В мире ничего нового не случится.
Ничего не изменится.
Отныне 31 декабря будет длиться вечно!..»
Заскрипели ступени, распахнулся люк в полу, из него выскочила Черная душа и безмолвно положила на стол перед Старым годом волшебные часики — сердце Лёли. Старичок вскочил, вцепился в часики. И вдруг наверху захрипели башенные часы, заскрежетали колеса, взлетел столб пыли. И тяжелый маятник пронесся мимо голов Старого года и Черной души, которые отпрянули пораженные.
Дрожащей, рукой Старый год поднес часики к глазам:
— Да, это они.
Он знал: только одни часики в мире могли разбудить мертвый маятник башенных часов!
Черная душа объясняла старику, что старалась остановить эти часики и ничего не вышло, но Старый год не слышал ее. Он глубоко задумался. Через него пролетела гигантская тень маятника, где-то каркали вороны, и в порывах ветра глухо звенел лист железа на крыше… Вдруг наверху что-то Зашипело, захрипело, загремело, заскрежетало. Черная душа тревожно подняла голову. Раздался мощный бой часов, какого Ярославль не знал со времен царицы Анны Иоанновны. Над куполом взлетела туча ворон. Вся башня гудела, как колокол. Не веря своим ушам, прохожие останавливались и задирали головы. Мастер Петушков выбежал без шапки из часовой мастерской, не понимая, что случилось.
А в башне маятник мерно летал от одной стенки к другой. На губы Старого года легла жесткая складка.
— Все равно мы их остановим! Принеси-ка мне ту бутыль. — Черная душа бросилась в угол и осторожно принесла огромную бутыль с черепом и костями на наклейке.
— Азотная кислота, — сказал Старый год и горько усмехнулся.
Боязливо Черная душа налила кислоту в старинный фарфоровый сосуд с инициалом «А», ангелочками и царской короной.
О, если бы этот сосуд мог чувствовать и говорить! Он содрогнулся бы! Легкий аромат еще сохранился в нем; еще не выветрился за целых два столетия. А сейчас… Старый год бросил часики в кислоту, — раздалось шипение, из сосуда поднялось удушливое облачко. Старичок мрачно сказал:
— Мгновение, остановись!
Часики лежали словно на дне колдовского озера; от них поднимались пузырьки воздуха. Старый год и Черная душа наклонились над кислотой; очертания их лиц менялось среди паров.
— Этим пользовались еще в мрачные времена Антонио Сегеди, — сказал Старый год и закрыл сосуд фарфоровой крышкой. — В этом адском растворе они исчезнут без следа!
16
Держа в глазу черную лупу, мастер Петушков склонился над столиком. Он разглядывал дамские часики величиной с божью коровку, которые принесла чинить какая-то гражданка из Костромы. Увидев в механизме порванный волосок, мастер усмехнулся: такие волоски делал мастер Джозеф Склют, переселившийся в 1893 году из Женевы в Ростов-на-Дону. Петушкову было приятно думать, как он скажет это гражданке из Костромы, когда та придет, и удивит ее своими познаниями.
Вдруг Петушков поднял глаза, будто его позвали. Он увидел мальчика; прижав нос к стеклу, мальчик не мигая глядел на мастера. Петушков поманил его пальцем.
И, когда Митя вошел, спросил:
— Тебе кого, мальчик?
— Нет… Я ошибся… — сказал Митя, глядя во все глаза на лупу, торчавшую из глаза мастера.
— А что ты думал? — с интересом спросил Петушков. — Можешь задать мне какой хочешь вопрос и на все получишь ответ!
— Я ищу старичка… Старый год… Не знаете, где он живет?
Мастер улыбнулся.
— Как же я могу не знать? Старый год?.. Там же, где Новый! — И, не задумываясь, почему-то указал на детский универмаг через улицу, где зажигались и гасли буквы «Все для Нового года!» — А зачем тебе?
— Да так… — уклончиво сказал Митя. — Я ищу одни часики… «Артель „Игрушка“, 1-й сорт…»
И Митя выбежал из мастерской. Часовой мастер вынул из глаза лупу, многозначительно сказал себе:
— Это неспроста… Маленький мальчик ищет Старый год… На башне бьют куранты… Время останавливается…
Он поднял палец вверх и задумался. Он знал все! Но с тех пор, как часы сошли с ума, он понял, что есть на свете тайна, на которую он не смог бы ответить ни себе, ни своим друзьям, ни той самой гражданке из Костромы, если бы она ни с того, ни с сего его об этом спросила.
А Митя уже вбежал в вертящиеся двери универмага. Магазин сверкал и гремел. На прилавке стояла елка, на ней висели цветные фонарики, балерины, грибы, стрекозы, почтовые ящички, золотые бумажные рыбы, куколки и жуки, хлопушки и звезды, флажки всех стран и флотов мира. Со всех сторон неслись звуки патефонных пластинок, кричали «уйди-уйди», звенели бубенчики, верещали свистульки. Кассы так щелкали и рычали, что удивительно, как их не боялись кассирши.
Митя пробирался среди всего этого гама, шума, писка, звона и толкотни. Над ним качались воздушные шары и фонарики.
Какой-то толстяк в енотовой шубе бил молоточком по детскому ксилофону, но ничего не было слышно, потому что только что кончился «золотой дождь» и покупательницы громко спрашивали, будет он еще или не будет.
Митя подошел к толстяку:
— Скажите, пожалуйста…
Но его тут же оттерли, и он чуть не опрокинул какого-то маленького мальчика. Этот мальчик держал в руках розовую бумажную гармошку, которая только что порвалась в его руках, и плакал. Его утешала мама. Она прикладывала себе к лицу маски: то ведьму, то поросенка, то трубочиста.
— Хочешь, Мишенька? — спрашивала она.
Но мальчик пугался еще сильнее и ревел.
— Тетя, — спросил Митя у нее, — вы не знаете, где найти Старый год?
Женщина махнула на него рукой и надела на себя маску тигра.
Через магазин со страдальческим выражением лица пробиралась продавщица, у которой на голове стоял ящик с серпантином и конфетти. Митя подпрыгнул и крикнул ей в ухо:
— Где найти Старый год?
Она повернулась вместе с ящиком и указала головой в угол зала.
Митя побежал мимо тортов (на них кремом было написано: «С Новым годом!»), мимо игрушечных саней и сервизных чашек (к ним были привязаны целлулоидные мешочки с драже), мимо новогодних наборов с бонбоньерками, перевязанными бумажными бантами.
В углу Митя увидел не меньше сотни дедов-морозов — от самых маленьких до самых больших. У них были мешки за плечами, они опирались на посохи; у всех блестели слюдой бороды.
Митя нырнул в толпу. И вынырнул у прилавка.
— Тетя! Тетя! Тетя!.. — кричал он продавщице, но она снимала красно-синие мячики с верхней полки и не обращала внимания.
— Тетя! — заорал Митя не своим голосом.
— Ну, что тебе?
— Мне нужен Старый год! Там сказали, вы знаете…
— Что?
— Старый год! Он где-то здесь…
— Двугривенный, — сказала продавщица, наконец поняв, в чем дело. И сунула ему маленького деда-мороза.
— Мне не этого! — рассердился Митя. — Настоящего! — вернул ей деда-мороза и вышел на улицу.