– Стоило тебе уехать – прислали предварительную информацию о видеоролике, – Колыванов начал говорить сразу, едва услышав в трубке голос Феликса. – Предварительную и сугубо техническую.
– И что там? – Вербин переложил телефон из правой руки в левую, вытащил пачку сигарет и уцепился за одну губами.
– К сожалению, ничего, – огорчил Феликса напарник. – Видео смонтировано в одном из самых распространённых редакторов из нескольких разных записей и аудиоролика. Голос изменён, причём настолько качественно, что невозможно достоверно сказать, кто читал изначальный текст – мужчина или женщина… Ну, это мы и так знали. По всей видимости, использовалась пиратская копия редактора, так что узнать владельца невозможно.
– Как видео оказалось в Сети?
– С соблюдением всех мер предосторожности. Это всё, что специалисты могут пока сказать.
– То есть Кровосос всё-таки разбирается в цифровых технологиях? – протянул Феликс, припомнив слова Анзорова и свой на них ответ.
– Или ему рассказали, как правильно заметать следы.
– И он разобрался?
– Сам говорил, что Кровосос – товарищ аккуратный и педантичный. Думаю, он разобрался.
– Задержим – определим. – Вербин понял, что разговор заканчивается, и вернул сигарету в пачку. – Звони, как ещё чего узнаешь.
– Держи телефон под рукой.
– Шутник, – проворчал Феликс, проходя во двор, где они договорились встретиться с Патрикеевым.
Вербин любил бывать во Втором морге – по-другому его практически не называли, – в старом здании по переулку Хользунова, фасад которого украшала надпись «Анатомическiй театръ». Когда-то дом на Девичьем поле предназначался для Высших женских курсов, теперь же в нём, изрядно достроенном, располагались несколько кафедр Университета имени Пирогова. В том числе – кафедра судебной медицины. Внутренний двор Медицинский университет делил с Педагогическим, и в тёплые дни Феликсу доводилось наблюдать занятное смешение студентов: из анатомического театра они выходили покурить в окровавленной одежде, а из художественного факультета – перепачканные красками. Издалека не отличить, нюансы становятся заметны только вблизи.
А в нюансах всегда скрывается главное…
Но главное для Вербина сейчас заключалось в том, что во Втором морге работал Иван Васильевич Патрикеев – пожилой опытный эксперт, дотошный и в хорошем смысле занудный. Феликс очень обрадовался, увидев его в бригаде, и чтобы побыстрее узнать результаты, позвонил и договорился о встрече.
– Ты на этот раз раньше обычного, – с улыбкой заметил эксперт, пожимая Вербину руку. – Не терпится генералом стать?
– Не терпится убийцу поймать, – отшутился Феликс. – У меня отпуск из-за него накрывается.
– И премия?
– Это уж как получится.
– Получится, получится, у тебя «висяков» мало. Но отпуск и правда не повредит… собираешься куда?
– Меня тянет к тёплому морю, а Кри – в Териберку.
– Тогда надо сейчас ехать, пока в Териберке тепло.
– В Териберке тепло, а в тамошнем море – не очень.
– Потерпишь.
Они были знакомы больше десяти лет, ещё с тех времён, когда Вербин был совсем «зелёным» стажёром, и не то чтобы дружили, но относились друг к другу по-приятельски. При этом Патрикеев с первого дня говорил Феликсу «ты» – он мало кому выкал, а Вербин – только на вы, потому что Ивану Васильевичу такое обращение нравилось. О Криденс Патрикеев знал, даже в «Небеса» заглянул однажды – и одобрил: и бар, и девушку.
– Мне из СК звонили, просили не затягивать с выдачей предварительного заключения, – вернулся к делам эксперт. – Я собирался к вечеру написать, а ты уже примчался.
– Я всегда впереди всех. Даже впереди СК.
– И чего ты хочешь знать?
– То, что знаете вы.
– Для этого тебе придётся сначала многому научиться.
– То есть надежды никакой?
– Абсолютно. – Они рассмеялись, но на этот раз коротко, просто обозначили смех, после чего Патрикеев стал абсолютно серьёзен: – Девчонке лет двадцать пять – тридцать, не более. Брюнетка, причём абсолютно точно не азиатка, с вероятностью девяносто процентов – славянка, но точно скажу через несколько часов.
– Я видел, что у неё отсутствуют пальцы на правой руке, – припомнил Феликс.
– И на левой – тоже, – кивнул Патрикеев. – Очень аккуратно удалены болторезом. А лицо жертвы обезображено концентрированной кислотой. И хочу сказать, что кислоты преступник не пожалел.