- М-да, везде больно... Ребра тебе помяло, - поставил диагноз Афонин. - Трещины, наверно. Такое бывает. Хорошо бы в баньку сейчас, потом медвежьем салом натереть. А так придется недельку потерпеть, не меньше. Потом заживет. А это что такое?
Сзади, на шароварах Опарина, отсвечивала вентиляция величиной с хорошую ладонь. А в эту неожиданную и совершенно не нужную вентиляцию выглядывала большая, с кулак, красная шишка, поперек которой протянулась широкая ссадина с запекшейся кровью.
- Ого! - прищурился Афонин. - Тебя и здесь зацепило. Снимай штаны.
- Еще чего! - возмутился Опарин. - А что там такое? - И потянулся рукой, чтобы ощупать.
- Не трогай! - удержал руку Афонин.
- Ну, и что там у меня?
- Откуда я знаю? Снимай штаны!
- Следует осмотреть, - поддержал Афонина Лихачев. - Может там что-то серьезное. Может у тебя там ползадницы не хватает?
- Снимай! - приказал Ракитин.
Опарин затравленно осмотрелся, не нашел ни у кого поддержки и начал медленно расстегивать ремень.
Солдаты ждали.
Опарин приспустил шаровары, затем и кальсоны. Все уставились на здоровенную кровоточащую шишку.
Попался Опарин. Ох и попался... Нельзя было пропустить такой удобный случай. Это же просто подарок расчету...
Начал, как это и положено по субординации, командир орудия.
- Вот фашисты! - возмутился он. - Правильно замполит говорил: никакой у них совести. Испортили человеку казенник.
- Думаешь, специально целили? - спросил Афонин.
- Кто их знает. А еще хвастались - культурная нация. Вот вам вся их культура.
- Чего там такое? - потребовал, чтобы ему, наконец, рассказали, чем они возмущаются.
- Фашисты тебе в самое важное место врезали, - посочувствовал Лихачов. - Но, по-моему, не смертельно. Жить будешь. Неудобства, конечно, будут, но что поделаешь. С каждым может случиться. Враг не дремлет.
Дрозд не был верующим. За девятнадцать лет он не выучил ни одной молитвы и ни разу не заглянул в церковь. И когда Дрозду приходилось клясться, он никогда не произносил приличное: "Ей Богу!", отделывался вульгарным: "Провалиться мне на этом месте!" Но сейчас писарь увидел большую кровоточащую шишку на заднице Опарина, и его осенило. Он понял: это именно Бог наказал Опарина за все дурацкие шуточки и наглое издевательство, за " Кто ты такой?" за "Руки вверх!" и за все остальное. Действие Всевышнего Дрозд одобрил. Но удовлетворения своего демонстрировать не стал, а скромно прикинулся шлангом.
- Ай-ай-ай... - протянул он, притворяясь, что сочувствует Опарину. - Это же они из пулемета шарахнули. Так человеку задницу испортить! Ну, фашисты, и мишень себе нашли... Как же ты теперь?.. Ни сесть по-настоящему, ни в сортир сходить?..
Опарин изогнулся, пытаясь увидеть, что у него там нехорошее? От фашистов можно было ожидать любую пакость. Но ущерб находился на таком месте, что увидеть он ничего не смог.
- Да брось ты. Не могло меня туда ранить. Наверно, на какой-нибудь острый угол сел, когда в кузове болтало. Разбросали всякое барахло... - Опарин опять потянулся рукой к больному месту.
- Руками не трогай, - прикрикнул Лихачев. - Инфекцию занесешь.
Опарин отдернул руку. Инфекцию заносить не хотелось. Стоял послушно и уныло.
- Если занесешь микробы, опухоль получится, - предостерег Афонин. - Потом ее вырезать придется. Ползадницы могут отхватить.
- Ты уж скажешь, ползадницы, - не поверил Опарин.
- А что, врачи - они такие. Там же полно хирургов. Им только резать дай. Не свое.
- Считаешь, что опасное ранение? - спросил Лихачев.
- Трудно сказать, доктор нужен. Я в этом не особенно разбираюсь, - признался Афонин. - У него еще и ребра не в порядке.
- Ерунда, - заявил Опарин. - Сам сказал - трещины.
- Кажется, трещины. А может, и что-нибудь похуже. Вдохни-ка как следует.
Опарин вдохнул.
- Больно?
Конечно, больно было. Еще как больно.
- Терпимо, - не признался Опарин.
- И все-таки может быть перелом ребер.
- Отправляем в санбат, - предложил Лихачев.
- Зачем в санбат? - возразил Опарин. - Больно, ну и что? Не в первый раз. Терпеть можно.
- Может не станем отправлять? - посоветовался с товарищами Ракитин. - В санбате долго не держат, смажут йодом, перевяжут и зашлют в госпиталь, куда-нибудь в Калугу или в самую Читу. Обойдется как-нибудь с ребрами.
- Ребра могут срастись неправильно, - напомнил Дрозд.
- Это так... - поддержал Лихачев. - Если перелом, а в гипс человека не положить, то сломанное ребро срастается не со своей половиной, а с чужой. И тогда будет человек ходить наискось, вот так, - Лихачев показал, как будет ходить Опарин, если у него неправильно срастутся ребра.
Подействовало:
- Ты что, серьезно? - забеспокоился Опарин.
- Конечно. Можешь у корреспондента спросить. Корреспонденты все знают.
- Без гипса может неправильно срастись, - подтвердил Бабочкин.
- Значит - санбат, - решил Ракитин.
- Может быть, не стоит? - заступился за товарища Афонин. - Жалко мужика.
- В санбате шуточки начнутся, - подбросил в огонь дровишек Дрозд. - У него же все станут спрашивать, во время какой героической атаки на вражеские позиции получил он ранение в казенную часть. Особенно медицинские сестры.
- Объяснишь, как все произошло, - посоветовал Бабочкин Опарину. - На фронте всякое случается.
- Да, можно рассказать, - согласился Лихачев. - Тем более, в медсанбате много народа не бывает. И медперсонала не густо. Можно всем растолковать, что машину тряхнуло и он, неожиданно, сел на что-то острое.
- И порядок, - подтвердил Бабочкин. Что еще нужно...
- Рассказать-то он расскажет, - продолжил Лихачев. - Только кто ему поверит?
- Не поверят, - подтвердил Дрозд. - Ржать будут. Делать в санбате людям нечего, они и станут всякие дурацкие шуточки шутить, и придумывать способы, которыми такое странное ранение нанести можно.
- Не знаю, что и делать, - признался Ракитин. - Раз так, не станем посылать.
- Может, и не стоит, - вроде бы согласился с ним и Лихачев. - Но, с другой стороны, если у него ребра неправильно срастутся и его в молодые, цветущие годы скособочит, мы же и будем в этом виноваты. Своего боевого товарища на такую жизнь обречем.
- Ты что предлагаешь: посылать или не посылать? - не принимал пока окончательное решение Ракитин.
- Эту проблему я решить не могу, - признался Лихачев. - Опарин сам должен решить, ехать ему или не ехать.
- Поехал бы ты, - посоветовал Афонин. - Поржут над тобой в госпитале, ну и что? Зато какие там сестрички: молоденькие, красивые. Халатики на них беленькие, косыночки беленькие. Помажут они тебе казенную часть йодом или мазью какой-нибудь. Потом забинтуют. Ручки у них ласковые, нежные. После таких ручек заживает быстро.
Опарин представил себе молоденьких сестричек в белых халатиках, мажущих йодом то самое место, на котором у него травма, и содрогнулся.
- Не поеду! - отрезал он.
- И мне не хочется, чтобы Опарин уезжал, - признался Ракитин. - Бой у нас впереди. Каждый человек нужен.
- А какая от него теперь польза? - спросил Дрозд. - Глаз один не работает, вдохнуть, как следует, не может, казенная часть испорчена.
- Пошли вы все! - рассердился Опарин. - Сказал - не поеду, и не поеду!
- Правильно, - рассмеялся Ракитин. - Нечего их слушать.
И остальные рассмеялись. Хохотали от души, с удовольствием. Наконец-то добрались до железобетонного непробиваемого Опарина, и тот проглотил все, что ему выдали. А Дрозду для счастья больше ничего и не надо было.
Опарин сопел, не знал, что ему делать. Сердиться или смеяться вместе со всеми. Подумал и решил, что надо держать фасон.
- А что, - ухмыльнулся он. - Может и съезжу, отдохну недельку. Пока вы здесь будете ковыряться. Сестрички там хорошие, красивые, в белых халатиках...
- Прежде чем к сестричкам ехать, штаны зашей, - посоветовал Афонин. - А то отсвечивает, аж глаза режет. Сейчас я тебе лоскут дам, и зашивай.