— Давно пора. Тебе сколько, тридцать девять? Пора и за главные роли браться, в самом деле.
— Вонючка, — сказал ей Васенька, умея, как и всякий актер, пользоваться лексикой самых разных социальных слоев, зная ее и из пьес и профессионально-наблюдательной своей памятью — из жизни.
Не так это себе представляла Елена — но тем не менее рассказала о своей измене Печенегину, приукрасив ее.
Печенегин, помолчав, сказал:
— Ну что ты себя мучаешь? Никто мне, кроме тебя, не нужен.
— А ты — тоже никому не нужен?
— Не знаю.
— Это болезнь, — с плачем сказала Елена. — Я знаю, я даже читала об этом, ревность — это болезнь. Ты меня прости. Ты меня брось лучше.
— Зачем? Болезни проходят.
— Моя — не пройдет…
Елена знала: Денис, хоть и честный человек, слукавил, сказав, что ему никто, кроме нее, не нужен. Ему многие нужны. Не так, как она, но все же… И еще она знала: он без нее сможет прожить. Он — сам собой жив в первую очередь. А она без него — с трудом.
Но вместе существовать, рассуждала она дальше, значит — все больше и его терзать, и себя терзать.
И ушла от него к маме.
Он приходил, упрашивал вернуться.
Мать тоже уговаривала. Прикрикнула даже — чего раньше не было никогда.
…Она нашла вкус в одинокой жизни.
Время от времени заводила друга — на год, на два.
Знала, что у Печенегина тоже кто-то появляется.
О Светлане — не знала.
…Однажды, после какой-то вечеринки, зашла в дом на Ульяновской и с порога закричала:
— Ты сволочь! Я тебя ненавижу! Хоть бы ты умер! Ты только людей дразнишь! Гад!
Потом ее стало тошнить.
Он ухаживал за ней, уложил спать.
Она осталась у него — на месяц, на два… И третий пошел — и тут она увидела Печенегина на улице с молоденькой девушкой, совсем девчонкой. Она все понимала: вместе с работы идут или еще что-нибудь, — но стало так плохо, что показалось: сейчас в обморок упадет.
Быстро пошла в дом на Ульяновскую, собрала наскоро вещи и ушла — теперь уж насовсем.
…Потом была длинная история: знакомство с довольно знаменитым певцом. Семь лет она моталась по городам и весям с этим певцом в качестве администратора и девушки за все. С певцом — и с его группой музыкального сопровождения. Сначала все это называлось вокально-инструментальным ансамблем, потом рок-группой, по сути оставаясь, как это называют, попсой поскольку и певец-то был попсовый, и слава его скоро сошла на нет. Елена вернулась в Саратов, но поначалу мало кто знал об этом: она лечилась несколько месяцев в психоневрологическом диспансере. От нервного истощения. И заодно от алкоголизма, который, как ей сказали, еще немного — и стал бы хроническим.
Потом вышла замуж — успокоившаяся, захотевшая простого: обеспеченности, скромного комфорта. Муж ей все это предоставил — плюс некоторую свободу, благодаря которой она и могла иногда завернуть на вечерок к Печенегину.
Не сразу, несколько лет спустя.
Она и там была спокойна. Слегка грустила — о молодости.
Она видела, что вокруг старенького ее Печенегина вьются девушки совсем молодые — и не удивлялась этому, и не ревновала, видя, что он ко всем относится ровно, одинаково.
Но появилась Эльвира Нагель.
И Елена не поверила сама себе.
Этого просто быть не может: двадцать с лишним лет прошло, двадцать с лишним лет! — а она вдруг, будто не было этого времени, с юной яростью, молодой сильной злобой тут же Эльвиру возненавидела, тут же ее приревновала.
Эта гадина действовала нахраписто, сама оказавшись ревнивой, она даже заявилась к ней с глупыми разговорами, Елена обвела ее вокруг пальца, а сама знала: этого не перенесет. Когда Печенегин всем принадлежит — он никому не принадлежит, если ж он будет принадлежать одной только этой гадине — она этого не перенесет. Она сойдет с ума. Она с собой покончит.
Но жить еще хочется.
Хорошо бы — Печенегин умер.
Мертвых ведь любить не перестаешь.
Она свою маму любит никак не меньше, чем живую.
Что же делать, в таком случае?
Елена улыбнулась сама себе в зеркало. Не так уж плохо она выглядит.
Она чувствовала себя спокойной, уверенной — только вот руки были холодны и влажны…
9
Был там и я в ту ночь — и больше никого не было.
Что знаю, о чем догадываюсь в силу проницательности — рассказал честно и подробно.
Единственное, чего не могу сообщить — обстоятельств гибели Дениса Ивановича Печенегина, поскольку они мне неизвестны, а были б известны… В общем, меня на слове не поймаешь.