— Говори адрес, через двадцать минут я за тобой заеду. Увидишь: красная машина, «ниссан», выйдешь. Заходить к тебе не хочу — чтоб маму не тревожить.
— Мудро, — усмехнулась она.
Последующие часа полтора я изображал из себя уже не дельца-умнягу, брезгливо проходящего через социалистическо-капиталистический период первоначального накопления капитала, а барыгу, жлоба, рашен бизнесмен: музыку в машину, какая побухтистее (шоб вся улица слыхала: я еду!), скорость — шоб никто ни-ни не обогнал, проскоки с ревом гудка на красный свет под матерки шоферов, плеванье старичков на тротуарах и зависть пацанья, заезд в гараж, открывающийся автоматически с помощью пульта из машины (так же и свет в гараже зажигается), легкими шагами в светлом летнем костюме — с дамой на девятый этаж в загаженном лифте, а в квартире уже чудодейственным образом: цветы, фрукты, шампанское с ананасом, музыка льется из системы хай-фай, кондиционер работает бесшумно, на полах обоих (именно так!) комнат ковры, во второй комнате — постель ширины такой же, как и длины, кресла, в которых утопаешь — и не хочешь выплыть, — и все это специально, все это я знал, для чего, ждал все слов — и дождался.
— Вот, значит, чем ты меня решил охмурить? Скромный делец.
С усмешкой. Но и с некоторой ошарашинкой. Потому что, как ни крутите, а «красивая» жизнь (ее ведь в сатирическом журнале «Крокодил» времен моей юности без кавычек не называли) непривычного человека все ж спервоначала обескураживает, а Нина была девушкой непривычной, сама с мамой жила скромно, я это очень просто по ее одежде видел.
— Да пошла ты! — ответил я.
— Слушай, — строго сказала она. — Не знаю, зачем ты эту маску напялил, но будешь хамить — уйду. Как ты ни выпендривайся, а этого не спрячешь. — И она указала на то место, где в типовых квартирах стоит набор мебели, называемый в соответствии со скудостью современного русского языка «стенка». Не было «стенки». А вместо «стенки» по всей стенке были полки с книгами. Да в спальне еще. Мое настоящее богатство, ради которого я и от свиданий иногда отказывался, и встречи деловые, зачитавшись, срывал. Мои что-то около трех тысяч книг. Поэтому в кресле утопать она не стала, а подошла к полкам.
Молвила:
— Если ты все это прочитал, тогда я много о тебе знаю.
— Не все. Половину. Жизнь впереди еще долгая, успеется.
— Я поняла. Ты все выдумал. И ты не физик-математик. Ты бывший актер. Тебя выгнали за профнепригодность: в каждой роли ты пересаливал и переигрывал.
Девочка моя, она говорила это красиво, умно, тонко — а всего-то двадцатъ один год. Но не зря же я утверждал — или кто-то из мною прочитанных, — что и в двадцать, и в тридцать лет женщины одинаково умны, когда говорят с мужчиной. Особенно если он нравится. Все-таки я усадил ее в кресло для утопающих — и утонул сам. Молча разглядывал ее. Боже мой, эта шея, эти волосы, эти руки — все скоро умрет. Ведь скоро. И это обязательно, потому что она уже не просто нужна мне. Я ее не отпущу. Может, это влюбчивость (как слезливая сентиментальность у кровавых диктаторов), но я уже в нее влюбился — и по-настоящему, и поэтому нет того, чего бы я сейчас не мог сделать. Даже самое невероятное — не трогать ее — могу.
— Шампанское-то будем пить или как? — спросила Нина. Шампанское на девушек хорошо действует, расслабляет, они податливыми становятся. А клятвы свои страшные можешь забыть.
Я оторопел.
Она взяла телефон.
— Мама? Все нормально. Да нет, ничего. Она перенервничала просто. Но сейчас еще тяжело. Плачет. Утром? Не знаю, я позвоню еще.
И мне:
— Лучше, конечно, без шампанского. Чтоб чувствительность не притуплялась.
— Ты в этом хорошо разбираешься? Есть опыт?
— Кое-какой. А главное — я вообще не пью. Не переношу алкоголь. Так, деловито осмотрелась она. — Ванная там. Что ж не показал? Другим-то показывал? Что там, голубой кафель, мрамор, зеркала?
Она засмеялась и пошла в ванную.
Под шум воды я думал: вот те на! Или я в ней напрочь ошибся — или влюбилась она в меня? Или вообще неизвестно что. Я-то планировал как? Выпьем шампанского, потом я-таки приближусь к ней, в танце ли, в другом каком занятии, возьму в руки, начну заводить и доводить, а потом в бешенстве (на себя, мол, бешусь!) — выпровожу. На другой день она явится. Ну или через день. А тут — будьте любезны, вариант, какие бывали не раз. Она в ванную спокойно, потом я в ванную — спокойно, потом в постель, заниматься друг другом с душевной скукой — но для здоровья, говорят, полезно, и сон после этого хороший, а то мы ж невротики все, на снотворных все…
В общем, я даже растерялся. И настолько тупо соображал, что приготовил слова: мол, ты что, девушка по вызову? марш отсюда и чтоб глаза мои!.. А потом? А влюбленность моя? Что, уже прошла? И я чувствовал — нет. Но что-то произошло. Не так я хотел.