К его огромному облегчению группа захвата приехала на пять минут раньше, чем он планировал. Значит, подрос запас времени, отведённый на непредвиденные задержки.
— Мама! Мамочка! — скулил Давыдов, когда ему заламывали руки, опутывая запястья пластиковым хомутом. — Барышня, скажите им, чтоб не трогали материнку!
Старшина группы захвата спрятала пистолет и пренебрежительно сказала:
— Материнскую плату мы вытащим из ящика в управлении. Задерживаться в твоём свинарнике нет никакого желания.
«Барышне» не приходило в голову, что даже если бы она решилась на вскрытие компьютера в гостиничном номере, у неё бы ничего не получилось. После того как Давыдов сточил дрелью шлицы на винтах, вскрыть «ящик» можно было только ножовкой.
Наёмник поймал взгляд старшины и скорчил жалобное лицо. От брезгливости женщину передёрнуло. Она зябко повела плечами и, осуждающе покачав головой, проверила путы арестованного.
— Почему не сняли часы? — спросила она ближайшего мордоворота.
— Стальной браслет, — глухо ответил боец из-под маски, — не смогли справиться с замком. А руку рубить не приказывали.
— Развяжите, — проскулил Семён. — Я сам сниму.
— В изоляторе снимешь, — бросила женщина и показала рукой на выход.
Поскольку здание налоговой службы располагалось через дорогу, в машину Давыдова сажать не стали: повели пешком.
Проходили, как и было запланировано, мимо флаера Джонсона, в котором наёмник оставил работающий сканер. За те полчаса, которые Давыдов провёл в номере отеля, устройство расшифровало электромагнитные импульсы, долетающие из холла здания, и теперь записало ему в наручные часы код доступа, открывающего вертушку турникета проходной. Поэтому в осиное гнездо противника Семён заходил в полной уверенности, что в любой момент из него выйдет. Отход был готов. Оставалось выполнить задание.
Заключительная часть прошла проще, чем Давыдов предполагал: его сразу провели в комнату, заваленную компьютерной техникой. За столами топтали кнопки неряшливо одетые молодые люди. Семёна подвели к одному из них.
Парень нерешительно покрутил отвёртку в руках, покорно вздохнул и принялся увешивать провода на системный блок.
В запястье, охваченном браслетом часов, три раза кольнуло: контроллер сообщал о присутствии в зоне поражения радиоактивной метки винчестера Джонсона.
«Собственно, всё, — подумал Семён. — Как только этот малый нажмёт кнопку „Пуск“, программа „Привет“ даст питание на жаровню, и народ разбежится от вони скатола. А когда все уйдут, сдетонирует термит. Через десять минут вся эта техника растечётся лужицами металла и покроется ровным слоем пепла. Можно уходить…»
— У тебя там что, мышь сдохла? — недовольно спросил один из бойцов.
— Скорее кот, — сморщив носик, заявила старшина и попятилась. — Или собака… мля! Ну и вонища!
Через секунду всем стало не до шуток: оглушающий смрад вымел людей из комнаты. Кашляя и сдерживая позывы к рвоте, бойцы и техники вывалились в коридор.
Нащупав на браслете нужное звено, Давыдов задержал дыхание и сломал капсулу с усыпляющим газом. Развернув браслет, острым краем корпуса часов срезал пластиковые хомуты с запястий.
В левом кармане куртки лежала картонка с леденцами, освежающими дыхание, на самом деле — противоядие наркотику, в секунду вырубившему техников и бойцов. Давыдов на всякий случай принял две, но дышать не спешил — терпел, покрываясь потом.
Первым делом оттащил подальше от начинающей пузыриться краской двери людей. Само собой, тащил их в зону, недоступную для камер наблюдения. Рубашка была смочена специальным смывочным составом. Давыдов снял её, старательно вытер с лица грим и вывернул наизнанку — разудалая игра попугайчиков сменилась унылыми серыми тонами.
Ударила сирена пожарной тревоги. Из-под двери комнаты, в которой вовсю бушевал пожар, повалили клубы дыма. Коридор быстро заполнялся удушливым сизым туманом. Вместо запланированных пяти минут прошло восемь, а пожарных всё не было.
«И где? — Семён с беспокойством посмотрел на лежащих у его ног людей. — Мне что, самому их выносить?»
Приближающийся грохот кованых сапог подсказал, что свобода уже близко. И действительно: в коридор ворвались медные каски. Давыдову сунули в руки респиратор и грубо толкнули в сторону выхода.
Прижимая респиратор к лицу и набросив рубашку на голову, наёмник пробежал под видеокамерами к вестибюлю и там вздохнул с облегчением: огромный холл был забит спешащими к выходу людьми.
Все двери оказались открытыми, а турникеты отключены. Эвакуация шла полным ходом, и фокус со сканированием кодов доступа оказался лишним. «Импровизация может оказаться лучше домашней заготовки, но хорошо импровизируется, только если есть домашняя заготовка», — философски заметил Давыдов, степенно шагая по тротуару. Флаер ждал его тремя кварталами дальше по улице, и это устраивало наёмника. Он сам задал такую программу автопилоту. «Подальше от любопытных глаз и камер… кроме того, мешать пожарным парковаться возле горящего здания могут только идиоты…»
Он улыбнулся мыслям добропорядочного гражданина, сел в машину и включил программу возвращения к посёлку Зелёный Мыс.
— Командир!
Этот голос Семён узнал бы среди миллиона ревущих глоток на финальном матче кубка Галактики.
— Иди к нам, командир! Бери азимут!
Немедленно осветился столик: трое мужчин и женщина.
«Беля опять деваху подцепил!» — Давыдов почувствовал прилив сил. Неловкость, с которой он вошёл в зал, исчезла без остатка. В конце концов, у каждого свои черви в голове. Он не может отказаться от случайного заработка даже в праздник. Черных — спортсмен на всю голову, Штолик со своим осточертевшим «штоли» и Беля — бабник-экстремал: без женского общества не может обойтись даже на встречах, на которых слабому полу вход категорически запрещён.
Семён махнул рукой в ответ и начал осторожно пробираться к освещённому столику. Кто-то дружески хлопал по плечу, кто-то с восторгом восклицал: «Майор! Сухарям больше, чем почтение!» Давыдов отвечал на приветствия, крепко пожимая твёрдые руки, кричал в ответ что-то неловкое и большей частью невпопад. Но даже в этой суматохе взгляд привычно просеивал движения теней, отблески металла, звуки и запахи. Поэтому когда к плечу приблизился кулак, а не раскрытая ладонь, Давыдов действовал решительно и жёстко: удар по запястью, уход с плоскости атаки и залом локтя до характерного хруста смещённого сустава.
Тёмный зал немедленно озарился ярким светом. Десантура приветствовала успех офицера одобрительным свистом и аплодисментами.
Давыдов в сердцах сплюнул, пробился, наконец, к «своему» столику и осторожно присел в предложенное кресло. Настроение испортилось. И даже лица фронтовых товарищей не смогли его сразу успокоить.
— Пацаны!
Перевозбуждение от несостоявшейся схватки слилось в противную дрожь конечностей. Он поискал взглядом, что бы для «разрядки» сломать, но увидел только спарринг-андроида, придерживающего правую руку. Его уже выводили из зала.
— Я была уверена, что такое невозможно, — обратилась к нему девушка, — как вы его разглядели?
Давыдов онемел: за столом сидела старшина штурмовиков! Лёгкий макияж и свободная от берета причёска сильно изменили её лицо — старшина казалась моложе и приветливее. Но это была она: в знакомой форме полицейского. И с этим фактом нужно было срочно что-то делать.
Видя недовольное лицо Семёна, Беля поспешил с разъяснениями:
— Ирина, из местных. Полицейский. Они кого-то ждут. Я и пригласил… Не стоять же ей в подворотне?
— Наслышана о ваших подвигах, — уважительно сказала Ирина.
Давыдов покачал головой. Это были не те слова, которые могли его успокоить. А из уст полицейского, поймавшего его на «горячем», фраза звучала обвинительным приговором. Чувствуя, что молчание может подозрительно затянуться, сказал первое, что пришло в голову.