Хороши угри — метра полтора в диаметре. Сколько же мегаватт у них внутри хранится?
На экранах наружного обзора замелькали крупные тени, снова какая-то тварь со всего разбега влепилась в борт, даже немного сбив машину с курса.
— Всем машинам, здесь старший лейтенант Фролов! Уничтожайте змееподобных существ, как только увидите: они используют энергетическое оружие и могут поражать коробки! Повторяю: огромные змеи поражают коробки на расстоянии!
— Фролов, ты спятил?! — выдохнул эфир голосом капитана. — Головой о броню приложился? Что за глюки?
— Товарищ капитан. — Я аж вскипел внутренне, но справился. — Коробку Поскребышева уничтожили. Я и мой стрелок видели…
И в этот момент связь оборвалась. БТР встал — двигатель заглох. Все обзорные экраны потемнели. Погасло освещение. У меня даже появилось ощущение, что я оглох: в динамиках шлема — ни шороха, пушка и пулемет умолкли. Впрочем, нет: снова раздался грохот ПКТМа.
— Башню заклинило!!! — Паники в голосе стрелка было хоть отбавляй. — Не могу перенести прицел!
Я глянул на Фикуса, потом метнул взгляд на Ковальского: оба растеряны. Что за фигня?! Почему электроника отказала? И движок молчит, и рация…
— Не стрелять! Не тратить боезапас!
— Товарищ старший лейтенант! — Фикус оказался рядом со мной. — Товарищ лейтенант, это электромагнитный импульс! Даже ручной фонарик не работает!
Молодец, Артемка, проверил. Грех не ценить такого башковитого механика-водителя. А вот электромагнитный импульс… Значит, у врага есть электромагнитная пушка, или же, что еще невероятнее и еще более неприятно — ядерное оружие. Полный бред! Откуда у животных может быть ядерное оружие?
Я приник к триплексу: не видно было ни зги: закопченное бронестекло даже свет тускло пропускало. И что прикажете делать в такой ситуации?
В борт опять что-то ударило. Потом это что-то взобралось на БТР повыше, заставляя машину раскачиваться на амортизаторах под своей тяжестью. Раскатился, царапая оголенные нервы, длинный клокочущий вопль. Громко, словно кричали прямо в салоне. Ковальский чиркнул зажигалкой, и темнота салона немного отступила, открывая напряженные лица бойцов. Н-да… нервничают ребятки.
Мне и самому было не по себе. БТР представлялся мне сейчас большой консервной банкой с человеческой начинкой. Вот сейчас придет большая зверюга с консервным ножом и вскроет ее, чтобы позавтракать. Или электрический угорь-переросток предварительно прожарит нас плазмой своего разряда… Милая перспектива, однако…
— Как думаешь, Никит, разряд большую площадь захватил?
Это Ковальский. И чего он поперся в наемники? Нет, понятно, что у него детишек в наличии — четверо, да еще пятый на подходе, и семья нуждается в финансах… Но, блин, что же произойдет, если он вот сейчас погибнет: как они дальше без отца все будут?
— А кто его знает, какую площадь!
Я представил замершие коробки БТРов, разбросанные по дымящим руинам городка… как к ним подбираются гибкие шланги гигантских угрей…
И в этот момент по броне простучала пулеметная очередь.
Нет, ошибиться я не мог: побывал под обстрелами еще там, в Земных «горячих точках». Это был точно пулемет, и его трассы били не только по броне: слышно было, как пули глухо ударяют во что-то мягкое. Сверху завизжали, словно гигантский напильник заходил по многотонной заготовке. БТР закачался, а после и вовсе приподнялся на амортизаторах, освобожденный от гнетущего его веса. Тяжелый удар рухнувшей рядом туши. Тишина…
Буквально через несколько секунд по броне застучали. Пам-пара-па-пам! Такой рисунок могла выбить только человеческая рука, и я рискнул приоткрыть люк.
Под БТРом, весь в копоти, скалил зубы в улыбке человек с ручным пулеметом наперевес. Я окинул взглядом его, потом — огромную серую тушу, что лежала рядом… щупальца, шипы, густая желтоватая жидкость, вытекающая из многочисленных дыр… Плотный дым плыл над развалинами. Где-то бил короткими очередями пулемет…
— Живы, лейтенант? — Человек не переставал улыбаться, словно был рекламным менеджером, впаривающим совершенно мне ненужный продукт.
— Живы, спасибо. Представьтесь.
— Старший сержант Голованов! Думаю, что вам нужно покинуть броню: судя по всему, вся электроника в округе вырубилась, так что предлагаю вам присоединиться к нашей линии обороны.
Я не стал затыкать ему рот в ответ на неуставную речь: в боевых условиях слишком часто приходится забыть условности, чтобы выжить. Выжить и победить.
— Отделение, — скомандовал я, — покинуть машину! Рассредоточиться на местности! Снять ПТРК!
Бойцы рассыпались по развалинам, защелкали затворами. Фикус вместе с еще одним бойцом потащил выносной ПТРК. Слава Богу, не видно было никаких признаков ни «угрей», ни чертовых «перекати-полей». Развалины словно вымерли, давая моему взводу возможность передохнуть. Вот только расслабляться в такой ситуации — гиблое дело.
— Где остальные коробки? — спросил я сержанта. — Есть хоть какая-то связь?
Тот пожал плечами настолько цивильным жестом, что мне тут же захотелось дать ему в улыбающееся рыло. Но я сдержался, понимая, что нельзя ронять себя, опускаясь до рукоприкладства.
Сдержался еще потому, что осознал, что замерзшая улыбка на лице этого сержантика — просто нервный оскал дико напряженного человека, результат эмоциональной и физической перегрузки.
— Держи, сержант, глотни… — Ковальский протянул Голованову флягу с коньяком. Он как всегда быстрее меня разобрался в человеке. У него это дар: умение налаживать связи и заводить новых корешей. Такой вот человек Юра Ковальский.
Зато я лучше ориентируюсь в боевой обстановке.
Минут через пять мы добрались до позиций тех, кому мы должны были прийти на помощь. Конечно, нам были рады. Как оказалось, БТР, где находился капитан нашей мотострелковой роты, попал под разряд «угря», и мне пришлось принять командование на себя, как единственному старшему лейтенанту. На импровизированной линии круговой обороны были и выдержавшие бешеный натиск тварей десантники из отряда, что первым пришел к поселку на призыв о помощи, здесь были экипажи замерших машин, два пилота с Сушек, которым пришлось катапультироваться, когда их истребители потеряли управление… Даже уцелевшие жители поселка взяли в руки оружие, благо большинство из них были мужчинами и с оружием управляться худо-бедно умели.
Негусто, конечно, но уже кое-что. Ребята Кирии, с коробки 025, притащили с собой огнемет, и теперь один из флангов был неплохо защищен от «перекати-полей». Фикус с другими механиками возился над приводами башни БТРа, что все-таки успел добраться до линии обороны до того, как отказала электроника. Кажется, они пытались заставить автоматическую пушку и пулемет поворачиваться без участия электроприводов. Ну, Бог им в помощь! Рабочее автоматическое орудие нам бы очень не помешало.
Плохо было то, что радии молчали и ждать помощи в ближайшее время нам не приходилось. Тем более что и беспилотник, также попавший под электромагнитный удар, не мог передать в штаб картинку происходящего.
Я, отдав все приказания, сидел рядом с Ковальским, зажав «Калашников» между коленями. Юра несколько раз совал мне свою заветную фляжку, но я отказывался: не было желания обжигать пищевод коньяком. Больше всего мне бы сейчас хотелось съесть яблоко. Зеленое, сочное… Я представил, как кусаю ароматную хрустящую мякоть, и даже вздохнул.
— Никит, а как там наши, как думаешь?
— Сидят, умные предположения строят, версии отрабатывают, — ответил я Ковальскому. — Если есть возможность — вертушку пошлют…
— Да нет, я не про них! — Ковальский подвинулся ближе ко мне, обтирая спиной сажу с закопченной стены. — Как дома? Мы ж там скоро год как не были. Моя Ленка небось уже родила. Девчонку, наверное…
Ковальский тоже вздохнул: у него уже родились четыре девочки, и он отчаянно мечтал о пацане. Счастливчик. У меня вон никого не было. То ли у Веры что-то было не так, то ли во мне причина, но дети у нас не получались. Хотя и хотелось очень. Мне было все равно: мальчик, девочка… Главное — свой ребенок.