– Разумеется. Это произошло совершенно случайно. Я пытался усыпить тюремщика, а когда ничего не вышло, расстроился и спел первое, что на ум взбрело. И вот ты здесь.
– Значит, я – пехвое, что тебе взбхело на ум?
– Ну, не совсем. Вообще-то раньше я никого похожего на тебя не видел. Но, когда я упражняюсь в чаропении, такое случается частенько.
Она кивнула и повернула голову к зарослям, обыскиваемым выдром на предмет чего-нибудь съедобного.
– Эй, недомехок, он пхавду говохит?
– Меня зовут Мадж, длиннозубая барышня, – ответили из кустов. – Между прочим, щас я кой-что для вас делаю. Если вы прекратите награждать меня кликухами, я возьмусь отплатить тем же.
– Как дама с утонченным вкусом, я выше всего ценю вежливость, – будничным тоном ответила Розарык.
У Маджа определенно вертелась на языке язвительная реплика, но он сдержался и подтвердил:
– Да, парень сказал правду. Он могущественный чаропевец. Самый могущественный на свете, хотя порой мы в этом чуток не уверены. У него, значица, нехорошая привычка – затевать одно, а получать совсем другое.
Джон-Том беспомощно развел руками.
– Да, это так. У меня есть кое-какие способности, но они, похоже, мне не подчиняются. И теперь они впутали в это дело тебя.
– Что ж, мой сахахный, ты все объяснил доходчиво и вежливо. Так говохишь, тебе надо к Глиттехгейсту?
– И дальше. Мы должны добраться до Снаркена.
– Никогда не бывала в Снахкене. Говохят, это своеобхазное местечко. Высококультухное. – Она призадумалась и в конце концов вздохнула. – Ладно. Хаз ты утвехждаешь, что не сможешь вехнуть меня домой, я, пожалуй, пойду вместе с вами. К тому же, человече, мне нхавится твое кхаснохечие.
У тигрицы замерцали глаза, и Джон-Тому отчего-то стало не по себе.
– Да, милашка, он у нас мастак вешать лапшу на уши, – сказал Мадж, появляясь из кустов с пригоршней светло-зеленых ягод. Джон-Том взял несколько штук, раскусил одну – сладко.
Подчеркнуто любезно выдр протянул ягоды тигрице.
– Фу! – Розарык отпрянула и широко улыбнулась, обнажив впечатляющий ряд зубов. – Да что ты, мой сахахный! Неужели я смахиваю на вегетахианку?
– Нисколько, дорогуша, но раз уж мы заговорили о вежливости, то я решил держать марку.
Она благодарно кивнула и обвела лапой окружающие заросли.
– Утхом я себе добуду еды. Похоже, дичи тут в избытке.
– Уверен, мы наткнемся на что-нибудь съедобное. – Джон-Том повернулся к выдру. – Мадж, что ты думаешь насчет погони?
Ответом ему было злорадное тявканье.
– Да они мозги свои жалкие вывихнут, пока разберутся, что к чему. Я заметил, холопов Цанкресты там было мало, а в основном – самые обыкновенные придурки из городской стражи. Если кто и сумеет организовать погоню, то только эта дырка от задницы, Ченельска. Но пока до него дойдет высочайшее распоряжение, мы успеем смазать пятки.
– А тебе не приходит в голову, что они сумеют найти нас по следам?
– Кореш, с той минуты, как мы выбрались из этой выгребной ямы с громким названием Гнилые Горшки, я только и делаю, что путаю след. Ни хрена они не найдут.
– Ну, а вдруг? Ты забываешь о Розарык. Наверняка где-нибудь остались отпечатки ее крошечных лапок.
Мадж состроил хитрую рожу.
– Конечно, шеф, ты прав. Они могут наткнуться на след милашки. Они могут прочесать лес с севера на юг, поскольку помнят, что мы держали путь к старой Вертихвостке. Они могут облазить все деревья в Колоколесье. Они могут наизнанку вывернуться от усердия, но все равно толку не будет, потому как отсюда мы дернем не на юг, а на запад. Ведь мы сейчас так далеко к северу от реки, что все равно, куда итить, лишь бы к океану.
Джон-Том выковыривал из своей памяти скудные познания в географии этого мира.
– Если пройти подальше на запад, то лес кончится, и мы уткнемся в торфяники Нижесредних болот.
– В точку, парень. Ни одному умнику не взбредет в голову искать нас в этих болотах.
– Не потому ли, что через них еще никто не проходил?
– Опять в точку. Тем надежнее.
С сомнением глядя на него, Джон-Том оперся лопатками о поваленное дерево.
– Мадж, хотел бы я знать, что у тебя на уме.
– Многоуважаемый певчий птах, я согласен выслушать обратное предложение, но, кажись, вы не вполне подготовлены для аргументированного диспута.
– Ты прав, сейчас я спорить не буду. Отложим до утра.
– До утра так до утра. Спокойной ночи, приятель.
Джон-Тома разбудил гром. Он моргнул, поглядел на серое небо, затянутое плотными облаками, и моргнул еще раз. В этом мире, как и в его собственном, облака не считались диковиной. Но только белые, а не в черную полоску.
Он хотел пошевелиться и не нашел для этого сил. На груди у него покоилась огромная мохнатая лапа, а другая, изогнувшись под его затылком, образовала нечто вроде подушки с подогревом. К сожалению, «подушка» нарушала циркуляцию крови в его пульсирующей левой руке.
Он попытался высвободиться, и тотчас громоподобное мурлыканье тигрицы сменилось прерывистым рыком. Она завозилась, но лапу не убрала.
Уловив краем глаза движение, Джон-Том повернул голову. Мадж восседал на своем ложе из листьев. Он потянулся, с ухмылкой глядя на друга.
– Да не сиди же ты, черт бы тебя побрал! Дай руку!
– Да ты что, чувак?! Хочешь, чтоб я нарушил умилительную семейную сценку?
– Перестань валять дурочку.
– Кореш, это ты мне говоришь? Еще вопрос, кто из нас ее валяет.
Беспомощный чаропевец обжег его взглядом и снова попытался высвободиться. Безуспешно – казалось, на нем лежала мягкая гора.
– Слушай, Мадж! У тебя совесть есть?
– У кого? У меня? Приятель, да неужто ты меня так плохо знаешь?
Розарык повернулась, и страшная тяжесть навалилась Джон-Тому на живот и грудь, заставив его захрипеть и засучить ногами. Тигрица вновь замурлыкала.
Мадж неторопливо встал и приблизился, чтобы с задумчивым видом полюбоваться на парочку.
– Сдается мне, наша утонченная и нежная дама вовсе довольна судьбой. Неча ее беспокоить. Не понимаю, почему ты так нервничаешь, она ж тебе рот не зажимает. Если б ты знал, шеф, как многообещающе все это смотрится. Правда, не стану врать, будто горю желанием поменяться с тобой местами. Я бы под ней сразу заблудился.
Джон-Том положил ладонь на морду тигрицы и толкнул. Она слегка передвинула голову и чуть не откусила ему пальцы. Поспешно убрав руку, он обнаружил, что дышать стало легче.
– Погони не слыхать?
– Ни звука, кореш, ни запаха. Вроде они сбиты с толку и напуганы. Но ежели они нас ищут, то, как пить дать, идут не сюда, а в обход Нижесредних болот. И все-таки чем скорее мы тронемся в путь, тем будет лучше. – Мадж повернулся и принялся собирать свои вещи. – Вставай, парень. Время не ждет.
– Отличная хохма, Мадж. Как, по-твоему, я смогу от нее отделаться?
– Разбудить. Прогони ее, приятель.
– Нет уж, спасибо. Моя голова мне больше нравится там, где ей положено находиться, – на плечах. Не знаю, как эта малютка поступает с теми, кто не дает ей спать.
У Маджа блеснули глазки.
– А ведь занятно было бы поглядеть, правда, шеф?
Однако идти на крайние меры не пришлось. Разговор двух друзей в конце концов разбудил тигрицу. Она открыла бездонные желтые глаза.
– А, человек! Добхое утро.
– Доброе утро. Розарык, я ценю твое расположение, но ты мне так сломаешь руку.
Желтые глаза сощурились.
– Это что, намек на избыточный вес?
– О нет, что ты! – Мадж, отошедший по нужде в кусты, не сумел удержаться от смеха. – Напротив, я считаю тебя стройняшкой.
– Стхойняшкой? – Розарык поразмыслила. – Пожалуй, мне нхавится это словечко. Ты хочешь сказать, что у меня хохошая фигуха?
– Ни разу не видел тигра с плохой фигурой, – вполне искренне сказал Джон-Том. Но Розарык, похоже, была разочарована. Она откатилась в сторону.
– Навехное, этот мохнатый шахик пхав. Ты по меньшей мехе наполовину солиситох.
Джон-Том перевернулся на живот и потряс левую руку, желая и вместе с тем боясь восстановить ток крови. Тотчас в нервы вонзились тысячи иголок и булавок, вынудив его заскрежетать зубами.