Мы ехали через деревню, и Кэт улыбалась. Она впервые увидела то, что я описывал ей много раз с тех пор, как мы познакомились. Вот моя школа, она же Отцова школа, в ней же учился и Старик. Казарма темно-коричневого цвета. Наверху, на крыше, висел колокол, рядом вертелся флюгер-петушок. Школу закрыли на осенние каникулы. На окнах были намалеваны осенние листья, тыквы, силуэты крадущихся кошек и ведьм верхом на метлах. До Хэллоуина оставалось совсем немного, скоро детишки начнут обходить дома и выпрашивать сладости. По Нью Роуд пойдут младшие, подростки будут взрывать петарды на кладбище. В Эндландс мы никогда не праздновали Хэллоуин. Мы справляли День Дьявола.
Кэт с улыбкой повернулась ко мне. Ее явно забавляло представлять меня мальчишкой, разве что чуть постарше ее воспитанников в детском саду.
– Какая прелесть, – сказала она. – Все здесь такое крошечное.
Это верно. Всякий раз, возвращаясь сюда, я удивлялся, как мы все вообще помещались здесь, в школьном дворе, во время перемен. А спортивная площадка была когда-то, несомненно, достаточно велика, чтобы мы могли демонстрировать атлетическое совершенство – или недостаточное физическое развитие.
Именно из-за того, что я с большим отрывом обогнал Ленни Штурзакера в забеге, он после школы схватил меня за шкирку и дал кулаком в глаз, чтобы отомстить за свой позор. Он бы мне и второй фонарь поставил, но я вырвался из его железной хватки и бросился наутек через кладбище церкви Святого Архангела Михаила. Вслед мне неслись угрозы и разнообразные обещания, но я мгновенно перемахнул через ограду за церковью и бросился бежать по Задку Архангела, заросшему травой бетонному проезду, отделявшему церковный сад от Салломского леса.
Это было место, куда всегда приходили и до сих пор приходят деревенские ребята постарше – курить, распивать алкогольные напитки и заниматься друг с другом вещами, описывать которые тягостно. Очевидно, в попытках уговорить молодое поколение этого не делать в школе нас периодически предупреждали о том, что Задок Архангела принадлежит церкви и, если мы будем туда ходить, это будет означать посягательство на чужую собственность, и тогда придется вызвать полицию и все такое прочее. На эти предостережения внимания никто не обращал, и представители властей туда никогда не являлись. Трудно был предположить, что кого-то вообще интересовал Святой Михаил. Когда Отец был молодым, люди сочетались там браком, деревенские опускали младенцев в купель, но в мое время здесь собирались только отпевать покойников.
Когда мы проезжали мимо церкви, я заметил, что по сравнению с тем, что я видел весной, она еще сильнее обветшала. Шифер на крыше позеленел из-за нападавших мокрых, гниющих листьев, фартуки вокруг водосточных труб были наполовину оторваны ворами – видимо, злоумышленники были либо плохо оборудованы, либо их что-то напугало и они не успели отодрать полностью свинцовые пластины. Можно было бы усмотреть тут достойный всяческой похвалывызов, последний рубеж обороны: церковь все еще стояла, все еще была готова бороться с заклятым врагом – «Пастушьим посохом», – как это делала во все времена. Но в этой войне на истощение бар был явно в выигрышном положении, чему, очевидно, не приходится удивляться, и висящие у входа корзинки с папоротником[6] чествовали победу над заросшим сорной травой двором с могильными плитами, где завтра утром ожидается пополнение.
И все-таки невозможно поверить, что Старик умер. Что, когда мы доберемся до фермы, его там уже не будет. Что он ушел, чтобы присоединиться к другим почившим Пентекостам – его отцу, Джо и брату Филиппу, чье имя на памятнике погибшим воинам покрылось лишайником вместе с десятком других. Казалось справедливым, что имя Пентекоста было высечено на камне как напоминание о том, что дальше все, что там, за каменным крестом, принадлежит фермерам… Здесь начинаются Эндландс, и дорога уходит дальше, вглубь Салломского леса.
В это время года тишина здесь стоит почти полная. В канавах неспешно гниют листья и отсыревшие ветки, и по этому запаху разложения Адам узнает, что осень подходит к концу. По запаху, а еще по стуку топора, раздающемуся во дворе, когда я колю дрова. По запаху и вкусу ежевичного варенья, которое мы под зиму тоннами закладываем в погреб. И я рассказываю ему, что в это время осенний лес переходит во владение Старого Абрахама, борова Бисли. Этот грубый, но трудолюбивый садовник разроет своим пятачком корни папоротников и сжует все орляки, так что по весне деревца в молодой ясеневой рощице получат нужное им для роста пространство и свет. Не скажу, чтобы мы часто видели его за этим занятием. По мере того как сезон подходил к концу, он уходил все глубже в лес, выискивая желуди и грибы, пока наконец в декабре Анжела не приходила за ним и забирала его домой.
6
В англо-американской культуре термин