— Это летчики, которые проходят подготовку к полету.
Я внимательно присматривался к ним и, наверное, не мог скрыть удивления. Вот они, наши первые! Все симпатичны, все стройны, веселые, держатся скромно, застенчиво. Светлые и темноволосые, есть помоложе, есть чуть постарше. Все крепыши, все летчики. Кто же из них полетит первым?
Волнение охватило меня. Ведь каждая такая встреча приближала то великое событие, к которому мы шли. Шли долгие годы. Циолковский, Цандер мечтали о межпланетных полетах. Жюль Берн писал увлекательные фантастические романы. А передо мной была сама реальность, не придуманные личности, а живые люди. Это им мчаться со скоростью двадцать восемь тысяч километров в час, лететь среди звезд, далеко за облаками. Авиация достигла многого. Но рекордная высота самолета не превышала тогда 25 километров, а скорость — 1500 километров в час.
Каманин расспрашивал прибывших о ходе подготовки, интересовался занятиями на тренажерах, самочувствием, настроением. Ребята отвечали бодро. Чувствовалось, что они увлечены новой работой, горят нетерпением, но и понимают всю сложность предстоящего.
Мне понравилось открытое лицо Гагарина, его улыбка, спокойный голос, манера держаться. Титов остроумно шутил, умел вставить нужное словечко, о технике судил с глубоким пониманием. Николаев сидел молча, на вопросы генерала отвечал обстоятельно, неторопливо. Каждая его мысль звучала твердо, сомнений он не допускал. Моложе других казался Быковский, подвижный, непоседливый… Беляев и Комаров были постарше. И тот и другой пришли в отряд после учебы в академии.
Спроси меня тогда: «Выбери первого космонавта. Назови, кому лететь», — я бы не смог ответить. А мысль эта была. И тогда, в кабинете Каманина, и потом, до того, как Государственная комиссия приняла окончательное решение.
Николай Петрович отпустил ребят, предупредив, что до отлета на космодром времени осталось немного, а программа подготовки должна быть выполнена полностью.
— Никаких срывов. Строгий режим, строгое выполнение распорядка, — напутствовал он своих подопечных.
Когда мы остались вдвоем, я спросил генерала, как он оценивает каждого из кандидатов.
— В отряде их двадцать. Отобраны из множества других. Отбор был придирчивым, строгим: летчик, молодой, физически крепкий, здоровый, имеющий опыт сложных полетов… Критериев много. В отборе участвовали и летчики-инструкторы, и врачи… Было много бесед с командирами, с теми, кто хорошо знал наших кандидатов. Полагаю, что каждый из них может быть первым. Но ведь мы готовимся не к одному полету. Надо смотреть в перспективу. Пока наиболее целенаправленную подготовку прошло шестеро. Для участия в полете отберем двоих: один будет основным, другой — дублером. Кто? Сегодня назвать не могу. Впереди экзамен, впереди медицинская комиссия, впереди…
Николай Петрович не закончил свою мысль. Наверное, тогда он мог высказать лишь свое личное мнение. Но делать этого не торопился. Этот человек вообще не любил лишних разговоров и предположений. Да и сам вопрос выбора был в ту пору не так прост, как может показаться сейчас. Ведь это первый полет человека в космос. Впрочем, он только готовился.
— А какое впечатление произвели они на вас? — спросил генерал.
— Славные ребята. Молодые, умные, смелые… Это чувствуется с первого взгляда. Кто особенно понравился— не скажу, трудный вопрос.
Николай Петрович уточнил:
— Трудный не только для вас. Поэтому и решать его будем перед стартом, после заключительного этапа тренировок. Сейчас все вроде бы хорошо: все спокойны, все настроены на работу. А что будет перед самым началом? Психологический момент тоже надо учитывать. Перед боевым вылетом у летчиков, бывало, и пульс учащался, и нервишки начинали шалить. Это поначалу. У бывалых бойцов все приходило в норму, и сложные задания становились привычными, и люди умели управлять собой… А здесь все впервые. Да и ракета — не самолет. В общем, посмотрим…
Итак, знакомство состоялось. Встреча на космодроме должна была прояснить ситуацию. Я эту встречу очень ждал.
Спецрейс на Байконур отправлялся рано утром. В салоне самолета были свободные места. Те, кто занимался непосредственной подготовкой — технические специалисты, разработчики, испытатели, — улетели много раньше. Сейчас направлялись «смежники», вызванные по запросу Главного конструктора, несколько военных летчиков, из тех, кого я встречал тогда у Каманина, и еще несколько человек из главка, и мы, спортивные комиссары: я и мой коллега Владимир Алексеевич Плаксин. Из попутчиков мы почти никого не знали, поэтому весь долгий маршрут просидели молча. Каждый размышлял о своем. У меня из головы не выходил первый космонавт.