— Да, — пытаясь тряпкой утерпеть сажу с лица, отвечает Маритон и смотрит в практически чистый, но гордый и мужественный лик командира, что с печалью взирает на картину хищной войны, которая квартал за кварталом пожирает город. — Скоро она закончится, только боюсь, этого мы не увидим. Во Дворце слишком много врагов. Гвардия, Киберарии и ловушек до чёрта. Мы не выйдем отсюда, — мрачно заключил Маритон, вспомнив, что сюда они пробрались с жестокими боями через все сегменты Дворца, обходя скопления врагов как можно дальше.
— Знаешь, я даже и не думал, что сегодня выживу к вечеру. Мы живём, чтобы умереть ради великой цели. И только отдавая жизнь за нечто славное и светлое, можно верить, что мир станет лучше.
— Интересный у вас настрой, — отбросив тряпку проговорил мужчина.
— А у тебя какой? Ответишь, наконец-то, Маритон, за что ты сегодня пошёл на войну? Во имя чего столько крови оказалось на твоих руках?
Губы мужчины разошлись в нечто среднем между улыбкой через боль и жестокой ухмылкой, преисполненной сумасшествием через моральное потрясение.
— Я? У меня много причин… я ведь был ещё мальчишкой с родителями, когда застал рождение всего безумия. Затем нас рассоединили и лишили меня семьи. Потом на службе Аккамулярия и увидел столько идейной несправедливости. А затем я… влюбился. Девушка по имени Анна запала мне в душу, но она с неистовством чтила все постулаты Информократии до тех пор, пока не получили компромат. Всё кончилось тем, что её казнили. Убили за обычные чувства, сожгли, как тряпицу.
— Вот это ирония! — то ли усмехнулся, то ли восхитился Аурон. — Тот, кто застал рождение власти, терпел её и служил ей, во имя обычной любви, собственноручно казнил её, стал палачом для всей Информократии. Это же какая сильная тяга была к человеку?
— Скажите сеньор, а ради чего вы обагрили клинок? — быстро перевёл тему Маритон.
— Не обижайся, — Аурон почувствовал нотки обиды в голосе парня. — Я считаю твой повод достойным. Ты спрашиваешь, за что я борюсь? Не за идею… нет, но за людей и за то будущее, что им уготовано. Я был бандитом, душегубцем на службе новых феодалов старого, погибающего мира, выстроенного на костях Италии. На моих руках много крови невиновных и шанс исправить положение для меня залог… спасения души. Наверное, послужив у того мрака, который мы выжигаем я понял его опасность и как моя душа осквернилась. Да, я сражаюсь за неё, за душу, ведя за собой армии Канцлера, так как для меня это последний шанс искупить множественные грехи прошлого.
— Думаете, Рейх это лучшее для них? — осторожно спросил Маритон. — Лучшее для мира?
— Знаешь, среди всего безумия, что нас окутало, среди сумасшествия, вроде Информократии и либерального распутства, Канцлер со своими идеями тотальной духовности и контроля это свет, луч обжигающего солнца. И делая выбор между идейным мраком, в котором способны пропасть самые осветлённые души и испепеляющим солнцем, выжигающим всякую оскомину, я выберу второе. Ты и сам знаешь, что Империя… Рейх это лучшее, что может стать с этим проклятым миром и лучшего не будет. Костры новой инквизиции и молитвы с утра до ночи это не самое худшее, что станется с нашим миром, ибо ночи разврата, тьма либерального абсурда или же такого безумия как Информократии, куда убийственнее для человека.
Время на отдых прошло парами минут раньше, чем окончился разговор. Аурон развернулся к своим воинам, оставив Маритона, и заглянул в их очи. Каждый из них готов идти до конца, а посему «Крестоносец» без лишних слов обнажил всё так же сияющий серебром меч и двинулся вперёд навстречу судьбе, поведя за собой оставшихся в живых.
— Веди нас, Маритон! — громогласно обращается полководец к мужчине.
Впереди только витиеватые коридоры Дворца, переплетённые между собой с одной безумной целью — запутать любого нежелательного гостя, но полученные из архивов самого Дворца чертежи и схемы упрощают жизнь. Маритон достал дисковидное широкое металлические устройство и от середины его, там где небольшая лампочка в пространство ударили пуски света, собравшиеся в единую голографическую карту.
— Нам вперёд, а затем налево, — усмотрев верный путь в переплетениях света, хрипловатым голосом сказал Маритон. — И всё.
— Ну что ж, вперёд.
Отряд в составе горстки людей вступил в последний бой скоротечной войны гнева, ставшей роком для одного из самых сильных государств бывшей Италии. Через прицел автомата парень, который явился вершителем всех этих событий, видит перед собой длинный коридор, в котором стоит тишь да пустота. Ни души.