Для большинства людей битва за Флоренцию окончилась ночью, когда противник стал массово складывать оружие и сдаваться. Сил Рейха оставалось в пять раз меньше, когда подошло подкрепление с остальной страны, но лишившись всей интеллектуальной верхушки, которая пропала в огне войны, потеряв самих Апостолов и центр управления, утратив веру в идеи Информократии и Макшину обессиленная и лишённая смысла жизни, армия врага сдалась на милость победителю. Подразделения Империи готовили массовое отступление, побег от дальнейшей битвы, но получили известия о прекращения боевых действий. Идея Апостола Аурэляна завязать всё управление на себе, чтобы держать под контролем все информационные потоки и узлы, дабы иметь безграничную власть сыграла с ним плохую шутку, уничтожив его детище в момент потери народом смысла дальнейшей службы на благо Информократии.
Пожарище от минувших битв видно далеко, но совершенно не понятны последствия победы Рейха, ознаменованные столбами дыма, вздымающихся к верху, устремившись в далёкое поднебесье. Идейный исполин, страх и ужас всех государств бывшей Италии, научно-технический центр мира тёмных веков исчез с лика земли, а его место стремятся занять иные силы. И, наверное, только Маритона заботит вопрос, что будет дальше с этим миром, хотя все остальные вопросы столь малозначительны для парня, что он и не задумывается о них.
Позади мужчины единственная в округе палатка, устроенная прямо за деревянным блиндажом. Это всё, что осталось от пехотного имперского полка, Армии, расположившейся тут для поддержки всеобщего наступления. Теперь только блиндаж на возвышении, с парочкой траншей, на фоне умирающего постапокалиптического леса, откуда и были взяты материалы на постройку незатейливого укрепления.
Лик Маритона уставлен на образы города, из которого его, обессилившего и практически лишённого воли, к жизни вывезли на вертолёте вместе с телом Первоначального Крестоносца. Парня, как только довезли до пункта сбора оставшихся частей от полка «Коготь Орла», поставили на ноги новой дозой стимуляторов и дали отоспаться, после тяжёлой битвы. А утром в девять часов дали время собраться и покинуть расположение части, направив в Военной Комитет со справкой о прекращении военной службы по основанию потери необходимости в солдате и с выпиской о присвоении медалей «За Храбрость», «За защиту идеалов Рейха» и с вручением «Белого Креста», награды, о которой большинство только может тщетно надеяться, ибо она даётся за исключительные заслуги перед Рейхом.
Но Маритон не пошёл за наградами, и отмечаться в Военный Комитет. Отношение к нему, как к инструменту, который попользовали и выкинули, не гложет парня, ибо его заботят вопросы куда более важные.
Лёгкую одежду на нём заставляет трепетаться порывистый ветер, что только набирает обороты. Тонкая чёрная ветровка, с гербом Рейха на спине чуть прикрывает штаны, уходящее под высокие берцы — вот та нехитрая одежда, которую ему выдали, чтобы он не шарахался в истерзанной броне, да ещё и обезболивающих вкололи вдогонку, чтобы от не особо мучился от вчерашних ранений.
Внезапно по правому глазу что-то ударилось и исказило картинку, поступающую в глаз. В мозге отразилось весьма удивительное изображение, словно капля воды упала на кинокамеру, и передалось в фильме размытым изображением. Левой рукой он убрал с объятого электронным огнём глаза каплю воды и смог увидеть, что его металлические пальцы, схожие с ладонью скелета, покрываются влагой.
«Похоже начался дождь» — подумал Маритон и обратил лицо к небесной тверди, ощутив как его истерзанное боями лицо, покрывшееся новыми царапинами и ссадинами дрожит под каждым прикосновением холодного дождя. Как же давно он не ощущал на себе касания свежести, холодного северного ветра и ледяного дождя, которые призывают к жизни одним своим явлением.
— Маритон, иди скорее к нам! — слышится голос сзади, со стороны палатки, но в шторме эмпирического буйства, вознёсшим душу парня к живости, они обратились в практический неслышимый набор звуков, который чувствуется на уровне приглушенного пения, будто бы это слова говорятся человеку во сне накануне утра.