12
Его рабочий день начался с визита к кинозвезде. Ровно в уговоренные двенадцать часов Роман Казарян позвонил в квартиру на Котельнической, и дверь тотчас распахнулась. Открыла сама кинозвезда.
- Натали, радость моя, подружка... - Роман припал губами к звездному запястью, потом перевернул ручонку, поцеловал в ладонь. Глядя с грустным умилением на седую с малой проплешиной голову Казаряна сверху, сексуальная мечта юнцов семидесятых годов погладила левой рукой (правую он по-прежнему не хотел отдавать) его по волосам и, в джокондовской полуулыбке, откликнулась в унисон:
- Любимый разбойник мой Ромочка, здравствуй!
После долгой разлуки встретились добрые, милые, чуткие люди. Подружка-приживалочка Милочка, находясь в малом отдалении, с душевным трепетом наблюдала за встречей не старых, нет - давних и верных друзей. Роман отпустил, наконец, ее руку, и она, сделав ею плавный жест, пригласила:
- Пойдем ко мне. Поговорим - наговоримся.
Проходя мимо Милочки, Роман без слов - не подыскать нужных слов сжал ее предплечье и мягко-мягко покивал головой с прикрытыми глазами. Сердечно поприветствовал, значит. Хорошо знал правила игры.
В кабинете-будуаре он, усевшись в светлое веселенькое кресло, оглядел внимательно стены и заметил, что:
- Имеются новые приобретения.
Натали вольно раскинулась на причудливом диванчике, закинула ногу на ногу, и закинутая длинная безукоризненная нога явилась на свет в полной своей красе. Покачав золотую домашнюю туфельку, висевшую на пальчиках этой ноги, Наталья заинтересованно (знала: Казарян - спец в этих делах) спросила:
- Ну и как они тебе?
- Судейкин он и есть Судейкин. Тышлер - просто прелесть. А вот Бируля. Сомнителен Бируля. Он лет тридцать, тридцать пять тому назад в моде был, особенно зимне-весенние эти серые пейзажи, и поэтому умельцы подделок весьма лихих налепили довольно много.
- Подделка, так подделка. Если подделка, то замечательная, она мне нравится. Пусть висит, - сыграла полное безразличие Натали. И, чтобы не думать о фальшивом Бируле, чтобы не огорчать себя этими думами, перевела разговор: - Вчерашним звонком ты меня прямо-таки заинтриговал. Я вся внимание, Рома.
Заговорить Казарян не успел: Милочка вкатила в кабинет двухэтажный стеклянный столик на колесиках, на котором в идеальном порядке располагались стеклянный пышащий паром кофейник, стеклянные чашечки, стеклянные тарелочки с разнообразной закусью и стеклянная, естественно, бутылка с лимонным финским ликером. Поставив столик между кинозвездой и кинорежиссером, Милочка холодно сообщила:
- Так я пойду, Ната? У меня в городе дел в непроворот.
- Иди, иди, - согласилась Наталья. - Когда придешь?
- Да вечерком, наверное, загляну. Всего хорошего, Роман Суренович.
Роман проводил ее взглядом, поинтересовался:
- Обиделась что ли?
- Угу. Что беседы беседуем без нее. Ну, да ладно. Говори давай.
Сниматься Наталья стала в конце шестидесятых. Поначалу в амплуа простушек: кругленькая была, пышная, бойкая. Одним из первых снял ее Казарян в роли ядреной дикой таежной девы. Потом похудела, подсобралась, поднахваталась и стала героиней - хороша была, хороша. В моду вошла, снимали ее азартно, много. Затем незаметно перекатило за тридцать, и режиссеры, которые совсем недавно рвали ее на куски, перестали приглашать. В отличие от многих, оказавшихся в подобной ситуации неуравновешенных товарок, она не возненавидела весь мир, не спилась, не сдвинулась по фазе.
Она завела себе мецената. Из ЦК. И как по мановению волшебной палочки, те режиссеры, что в последнее время проходили мимо нее, стараясь не заметить, вдруг прониклись к ней небывалым дружеским расположением. Опять стали снимать. Лет пять тому назад меценат из начальника отдела был выдвинут в секретари, и она стала истинной кинозвездой. Обложки журналов с ее портретами, статьи о ее творчестве, регулярные и частые поездки по многочисленным кинофестивалям во все концы света... Сегодня уже, конечно, не то, но все же... Кинозвезда, она и есть кинозвезда.
- Мне твой папашка нужен, Ната.
Партийный борец за народное счастье в кинематографических кругах ходил под кличкой "папашка". Наталья среагировала мгновенно:
- Он теперь никому не нужен, Рома, даже мне.
- Вот и обрадуй забытого всеми страдальца. Позови его сюда.
- Я же сказала: он мне не нужен. Он нужен тебе, - она сделала паузу, чтобы разлить кофе по чашкам, а ликер - по тонюсеньким рюмкам. Кончив дело, гуляла смело: - На кой ляд мне его вызывать?
- Ну, коли уж по-простому, так давай совсем по-простому. Ты хочешь знать, что ты с этого будешь иметь? Отвечаю: ничего, кроме моего дружеского расположения.
- Немного, Рома.
- Не скажи, не скажи. Ты же знаешь наших радетелей за правду и демократию: вчера они тебя по определенной причине в ягодицы целовали, а сегодня, по этой же причине, за вышеупомянутые ягодицы кусать будут с яростью. А я, если ты поможешь мне, скажу, что это делать стыдно. Стыдно им, может и не станет. Но неудобно - да.
- Мой любимый ликер, - сказала она, пригубив рюмочку. - Попробуй, Рома.
Рома с отвращением попробовал, быстро запил кофеем и стал мелко жевать ломтик сыра. Игра "кто кого перемолчит" шла довольно долго. Сдалась Наталья:
- Что ты с ним собираешься делать?
- Бить я его не буду, не беспокойся.
- А я не беспокоюсь. Я бы даже некоторое удовольствие получила, если бы кто-нибудь начистил эту самодовольную рожу.
- Мать моя, что ж ты так о любимом человеке?
- Да иди ты... - разозлилась она и снова наполнила рюмки. Взяла свою, полюбовалась чистой желтизной напитка. - Только учти, его за жабры ухватить - дело непростое. Скользкий, верткий, как угорь.
- Да ты только вызови его сюда, и я с ним разберусь!
- Связью со мной его доставать будешь?
- Ну, это так, для затравки. А для настоящего разговора у меня серьезные аргументы есть.
- Ну, да хрен с тобой. Даже забавно, - она подмигнула Казаряну. Будет забавно?
- Что, что, а это я тебе обещаю.
- Кретин этот дома боится жить. На конспиративной квартире обосновался, - она со столика перетащила, не поднимаясь, телефон на диван. - Ты погуляй по квартире, в гостиной тоже кое-что новое имеется, посмотри, а я с ним один на один поговорю, без стеснения.