Однажды, когда дорога проходила через высокий перевал, где меж гребней двух гор долина открывалась в голубую даль, Мордред натянул поводья, останавливая лошадь. Впервые в жизни глядел он вдаль и нигде не видел пред собою моря. Миля за милей колыхалась перед ним листва, и единственной водой, какую можно было разглядеть, были крохотные карновые озера в нависших долинах и сбегавшие к ним по серым валунам белые от пены ручьи. Одна за другой сизые холмы перекатами уходили вдаль, поднимались к огромной гряде гор, завершавшейся единой, коронованной квадратной белой вершиной. Гора это или облако? Все едино. Это — большая земля, королевство всех королевств, земля, из которой рождаются мечты.
Подъехал один из солдат — с быстрой улыбкой и любезным словом, — и Мордред вернулся на свое место в кортеже.
После у него осталось лишь самое смутное воспоминанье о первом пребывании в Регеде. Замок был громадный, переполненный народом и величественный, и застали они его в смятении и тревоге. Мальчиков сразу же передали на попечение сыновей короля; у них сложилось отчетливое впечатление, что их поспешно убирают с глаз долой, пока в замке улаживают какой-то кризис, суть которого никто не потрудился им разъяснить. Король Урбген повел себя с изысканной учтивостью, но был тем не менее рассеян и краток; королева Моргана не появилась вовсе. Сводилось все к тому, что в последнее время к ней как будто никого не допускали, и это уединение граничило почти что с заточеньем.
— Что-то, связанное с мечом, — сказал Гавейн, которому удалось подслушать беседу в помещении для стражи у ворот. — С мечом Верховного короля. Она увезла его из Камелота, пока король был за морем, а на его место положила поддельный.
— Не просто меч, — добавил Гахерис. — Она взяла себе любовника и меч отдала ему. Но Верховный король все равно его убил, а теперь король Урбген хочет ее отослать от себя.
— Кто тебе такое сказал? Конечно, ваш дядя ни за что не позволит так обойтись с его сестрой, что бы она ни сотворила.
— Да нет же, так оно и будет. Это из-за того, что она взяла меч, что равно измене. И поэтому Верховный король позволит Урбгену ее отослать, — горячо настаивал на своем Гахерис. — А любовник…
Тут во двор к ним вышел Габран передать приказ явиться к конюшням, и даже Гахерис, вовсе не славившийся своим тактом, счел за лучшее до поры отложить обсужденье.
Чуть больше, но самую малость, они узнали от двух сыновей Урбгена. Это были взрослые мужи, сыновья от первой жены короля, бывалые бойцы, которые сперва преисполнились гордости от того, что их отец заключил брачный союз с сестрой Артура, но теперь желали, чтоб и ноги ее не было в Регеде, и готовы были поддержать петицию Урбгена о расторжении этого союза.
Правда, по всей видимости, была такова. Моргана, связанная браком с человеком на много лет ее старше, взяла в любовники одного из соратников Артура, рыцаря по имени Акколон, человека храброго, честолюбивого и горячего. Его она уговорила, пока Артур был в отъезде, украсть из Камелота меч Калибурн, который называли еще Мечом Британии, и привезти его в Регед, оставив на месте королевского меча подмену, втайне изготовленную на севере каким-то прихлебателем Морганы.
Чего именно добивалась королева, так и не было к полному удовлетворению разъяснено. Едва ли она могла считать, что юный Акколон, даже устрани он Урбгена, обладай он Мечом Британии и женись он на Моргане, был бы в силах занять место Артура на троне Верховного короля. Более вероятным представлялось, что Моргана использовала любовника в угоду собственным честолюбивым замыслам и что байка, которую она в конечном итоге изложила Урбгену, была в основных чертах правдива. Ей были видения, сказала она, которые дали ей повод ожидать, что Артур за морем внезапно умрет. И потому, чтобы предупредить хаос, который последует за смертью Верховного короля, она осмелилась достать символический Меч Британии для короля Урбгена, испытанного и талантливого ветерана дюжин сражений и супруга единственной законной сестры Артура. Верно, что сам Артур провозгласил своим наследником герцога Корнуэльского, но герцог Кадор мертв, а его сын Константин — еще дитя…
Такова была повесть королевы. Что до подмены королевского меча никчемной копией, это, как утверждала Моргана, было лишь уловкой, облегчившей кражу. Меч по обыкновению висел над местом короля в Круглом зале в Камелоте, и ныне его снимали лишь во время празднеств или для битвы. Копию повесили там лишь для отвода глаз. Но из этого могла проистечь трагедия. Артур вернулся из своих странствий цел и невредим, и Акколон, боясь за самого себя и Моргану в случае, если вскроется кража, вызвал короля на бой, и со своим собственным добрым мечом напал на Артура, вооруженного лишь хрупкой копией Калибурна. Исход этого поединка уже стал частью все растущей легенды о великом короле. Несмотря на завоеванное изменой преимущество, Акколон был убит, а Моргана, страшась гнева и мщения и брата, и супруга, заявляла всем и каждому, кто соглашался ее выслушать, что поединок был делом не ее рук, а одного только Акколона; поскольку последний был мертв, то возразить ей было некому. Если она оплакивала своего мертвого любовника, то делала это тайно. Перед каждым слушателем она сожалела о его неразумии и громко заявляла о своей преданности — пусть полной ошибок, признавала она, но искренней и глубокой — своему брату Артуру и своему супругу и повелителю
Отсюда и смятение в замке. Пока никакого решенья еще не было принято. Дама Нимуэ, унаследовавшая от Мерлина место советника при Артуре и (как говорили) Мерлинову силу, явилась на север, дабы вернуть Меч в Камелот. Ее речи не допускали компромиссов. Артур не готов простить сестре поступок, который считает изменой; и ежели Урбген пожелает отметить за преступленье, совершенное против его ложа, он получает дозволенье Верховного короля поступить со своей неверной супругой, как сочтет должным.