Потом они заговорили о Гавейне, и Мордред передал королю посланье сводного брата. Пробежав его глазами, Артур поднял взгляд.
— Тебе известно, что в этом письме?
— В общих чертах, государь. Он сказал, что обратится к тебе с прошеньем позволить ему вновь вернуться на юг.
Артур кивнул. Следующее его замечанье стало ответом на незаданный Мордред ом вопрос:
— Бедуир еще в Малой Британии, в своем замке Бенойк, что к северу от обширного леса, какой там зовут Гиблым. И действительно, мы потеряли его, поскольку он, похоже, прочно там обосновался. Этой зимой он взял себе жену.
Мордред, сознавая, что вернулся в оплот придворных, ничем не выдал своего удивленья, разве что слегка приподнял бровь. Прежде чем он успел произнести хоть слово, королева встала, заставив обоих мужчин подняться на ноги. Лицо ее было бледно, и впервые в его оживленной красе Мордред заметил следы напряженья и бессонных ночей. Уста ее отчасти лишились своей мягкой полноты, словно губы слишком часто сжимались на долгие часы молчанья.
— С вашего позволенья, я оставлю вас, мои господа. После стольких — дней разлуки вам еще много нужно сказать друг другу. — Ее рука снова легла на плечо Мордреда. — Приходи поговорить со мной снова. Я жажду побольше услышать о твоих чудесных островах. И добро пожаловать, Мордред, добро пожаловать домой.
Артур выждал, пока за ней закроется дверь. Несколько минут он сидел в молчании, и взор короля был тяжел и задумчив, Мордреду подумалось, уж не вспоминает ли он события той ночи, но Артур лишь сказал:
— Я пытался предостеречь тебя, Мордред Но как тебе было понять мое предостереженье? И даже поняв его, что ты мог поделать? Что мог сделать большего, чем сделал и так? Что ж, все позади. Прими еще раз мою благодарность, и не будем больше об этом… И все же мы вынуждены теперь обсуждать исход той ночи. Когда ты говорил с Гавейном, что сказал он о Бедуире.
— Что постарается по возможности сдержать свой нрав. Если терпимость к Бедуиру станет платой за возвращение на службу в ряды Соратников, он, думаю, заплатит эту цену.
— Примерно об этом он и пишет. Как, по-твоему, он сдержит свое обещанье?
Мордред пожал плечами
— Полагаю, настолько, насколько это будет в его силах Он предан тебе, государь, в этом можешь не сомневаться. Но его нрав тебе известен, и может ли он сдерживать его. . — Он снова пожал плечами. — Ты его вернешь?
— Он не был сослан. Он волен вернуться, и если он сделает это по собственной воле, то меня это вполне устроит. Бедуир обосновался в Малой Британии, более того, написал мне, что его супруга в тягости. Ради всех нас, да и ради короля Хоеля тоже, было бы лучше, чтобы там он и остался. На Малую Британию надвигается большая беда, Мордред, и меч Бедуира может понадобиться там, равно как и мой.
— Уже? Ты вроде говорил об этом.
— Нет. Это не то дело, которое мы обсуждали раньше. Ситуация там теперь совершенно иная. Пока ты был у себя на островах, из-за моря к нам дошли вести, которые принесут большие перемены и для восточной, и для западной империи.
Он взялся объяснять. В Британию прибыло известие о смерти Теодорика, короля Рима и правителя Западной римской империи. Он правил тридцать лет, и смерть его принесет перемены столь же великие, сколь и внезапные. Хотя родом он был гот и потому по определению варвар, Теодорик, как многие из его народа, восхищался Римом и платил ему дань уваженья, даже когда стремился покорить его и отвоевать под мягким солнцем Италии место для своих дружин.
Он перенял то, что считал лучшим в культуре Рима, и попытался восстановить или укрепить здание римского права и римского мира. В его правление готы и римляне продолжали существовать как два разных народа, подчиняясь каждый собственным законам и отвечая перед собственными судами. Король правил из своей столицы в Равенне со справедливостью и даже мягкостью, сплачивая и объединяя верных ему законников Равенны и Рима, где еще жаловали и почитали древние титулы прокуратора, консула и легата.
Теодорику наследовала дочь, принявшая бразды правления как регентша при своем десятилетнем сыне Аталарике. Но никто особо не верил в то, что у мальчика есть шанс когда-нибудь взойти на престол. И в Византии тоже произошли перемены. Стареющий император Юстин отрекся от трона в пользу своего племянника Юстиниана и возложил на его голову диадему Востока.
Новому императору Юстиниану, богатому, честолюбивому и имеющему у себя на службе одаренных полководцев, если верить слухам, не терпелось восстановить утраченную славу Римской империи. Ходили слухи, что он уже положил глаз на земли вандалов на южной окраине Средиземноморья, но представлялось вполне вероятным, что он захочет распространить пределы своей империи и на запад. Франки Хильдеберта и его братьев неизменно следили за передвиженьем народов и войск на востоке, но теперь к многолетней распре с бургундами и алеманами добавилась еще и много более серьезная угроза со стороны Рима. За заслоном франкской Галлии, зависящие потому от доброй воли грозного соседа, и лежали земли крохотной Малой Британии.
Окруженную с трех сторон морем, с четвертой Малую Британию должны были — во всяком случае, на словах — защищать франки, но на деле граница эта была почти обнажена. Там тянулся глухой лес, населенный подозрительными племенами или беженцами из земель, охваченных войной, которые собирались во временные поселения и под командованием своих полудиких вождей жили, ни с кем не связывая себя союзом.
В последнее время, писал король Хоель, из лесных поселений к северо-востоку от столицы стали приходить тревожные и безрадостные известья. Поступали сообщения о набегах, грабежах, нападеньях на жилища и, совсем недавно, — об ужасающей кровавой резне, в которой хутор был намеренно подожжен, его обитатели, восемь взрослых с полудюжиной ребятишек, сожжены заживо, а их скарб и скотина украдены. В Гиблом лесу правил страх, и ходили слухи о том, что в набегах этих повинны франки. Подтверждений тому не было никаких, но среди лесных жителей нарастал гнев, и Хоель страшился слепых ответных рейдов и casus belli в то самое время, когда дружба франкских соседей была ему столь жизненно необходима.
— Без сомнения, люди самого Хоеля способны покончить с разбоем в Гиблом лесу, — сказал Артур, — но старый король считает, что мое присутствие и присутствие отряда моих Соратников, а также проявление силы сыграли бы ему на руку не только в истории с набегами, но и в деле, много более серьезном и таящем в себе много большую угрозу. Вот, прочти сам.