Тому сразу сделалось скучно. Он вздохнул.
— Так вы куда сейчас?
— В Пратер. Там сегодня митинги. Буду открывать дверцы у карет.
— Какие митинги?
— Ну, христианских социалистов, например.
Приезжий вдруг забеспокоился.
— А какое сегодня число?
— Двадцатое июня.
Приезжий встал.
— Отлично. Поедемте вместе.
Асфальт Рингштрассе медленно тек под копыта коней, потом он сменился торцовой мостовой Главной Аллеи. Кончилась весна, полно и властно вошло в свои права лето. Могучие каштаны аллеи отцветали, легкий ветер нес в воздухе трепетные белые лепестки. Фиакр повернул к Ротонде: смягчая июньскую жару, донеслось дыхание водной глади Дуная. За береговой дорогой река изредка просверкивала золотом между домами и деревьями, и там, на другой стороне, над заливными лугами виднелись уже сельские домики с черепичными крышами, с аистиным гнездом возле трубы.
Тишина, уют, ласковое довольство...
Приезжий вдруг совсем забыл, зачем он здесь. Голубая бабочка села ему на колено — маленький комочек жизни, аккуратная, с белыми ножками под сереньким мохнатым туловищем. Он смотрел на нее, и крошечное животное отвечало ему покойным взглядом неподвижного, обведенного желтой каемочкой темного глаза.
Он схватился за голову. Кто он сам такой? Что он тут делает?.. Он дико оглянулся на пышноусого оборванца.
Возле здания Ротонды кучер обернулся.
— Господа прикажут здесь?
На поляне было пусто, но у входа теснился народ. Митинг начался.
Трое молодых людей стояли неподалеку от дверей, держась особняком от толпы. Один, в офицерском гусарском мундире, длинноносый, совсем юный, но уже потасканный, раскуривал сигаретку. Второй, плечистый, крутогрудый и, видимо, необычайно сильный, осматривался вокруг равнодушным тяжелым взглядом. Он был в штатском, как и третий, вертлявый, вислозадый, с белесыми ресницами на розовом поросячьем лице.
Пока приезжий расплачивался с кучером и шел к Ротонде, вертлявый успел дважды вынуть из кармана зеркальце и дважды самодовольно посмотреться в него.
Возле дверей в зал приезжий остановился. Налегая друг другу на спины, тесно стояли ремесленники, торговцы, служанки. Толпа молчала. Внутри очередной оратор рассуждал о городском самоуправлении.
Приезжий закусил губу. Он должен был что-то сделать здесь. Нечто большое и страшное начиналось на мирном лугу. Ему следовало что-то предпринять, чтобы остановить это. Но он не мог собраться с мыслями.
— Позвольте!
Его сильно толкнули. Он моментально пришел в себя.
Трое молодых людей стояли рядом. От всех несло пивом.
— Осторожнее!
Потасканный офицерик презрительно спросил:
— А что будет?
— Пощечина, — ответил приезжий. Его сильное тело напряглось, красные пятна гнева поплыли перед глазами.
— Ну-у?.. — недоверчиво протянул плечистый каким-то жутко пустым, равнодушным тоном. Он поднял палец, поводил им перед самым носом приезжего. В другой руке у него была толстая трость. — Ты что, кусаешься?
Третий, вислозадый, опять озабоченно глянул в зеркальце. (Как если б в его физиономии могли произойти изменения за истекшие несколько минут.) Вообще он был похож на актера, готовящегося к выходу. Он сказал:
— Оставьте, господа. Не время.
Чей-то голос произнес над самым ухом приезжего:
— Не связывайтесь. Это же Юрген Астер.
Толпа уже расступилась, готовя проход для троих.
Юрген Астер!.. Приезжий сжал зубы и лихорадочно огляделся. Юрген Астер, будущий «Отец» и «Руководитель»! Вдруг все ему сделалось ясно. Здесь, в этом мирном парке, в летний светлый день начинается дорога к каменоломням Лежера. Сегодня 20 июня 1914 года. Подходит исторический рубеж. Уже близок конец австрийской империи и всей прежней «мирной» Европы. Считанные дни остались до начала первой мировой войны, которая перекроит лицо земли. Он сам сейчас в Вене, в парке Пратер. На митинге, где своего первого большого успеха добьется будущий руководитель Объединенных Земель. И от него, от приезжего коммивояжера Адама Морауэра, который одновременно является и кем-то другим, зависит, возможно, дальнейший ход времен.
Трое уже входили в зал.
Он бросился за ними и взял вислозадого за плечо.
— Господин Астер. На два слова.
Тот недоумевающе обернулся.
— Всего два слова. Вопрос необычайной важности. О вашем будущем. О будущем вашего движения.
Вислозадый приосанился. Затем он глянул на часы.