Ответом ему стали смех и стук кубков и чаш по столу и крики: «Мордреда в регенты!», «А почему бы и нет? Кого еще?», «Валерия? Нет, слишком стар», «Тогда кого, Друстана? Гавейна?» А потом с нестройным единством: «Мордреда в регенты! Кого другого? Одного из нас! Мордреда!»
Потом, когда вошла женщина и крики стихли, разговор перешел на вполне безобидный предмет — заговорили о завтрашней охоте.
Когда все разошлись и женщина убирала со стола разбросанные по нему объедки и подтирала лужи пролитого вина, Мордред вышел на свежий воздух.
Он стоял и думал, что ночной разговор и хвалебные крики, против воли, потрясли его. Бедуир исчезнет? Он, бесспорно, станет правой рукой короля, а в его отсутствие — безоговорочным регентом? А когда такое случится, когда он покажет себя как воин и правитель, вполне вероятно, Артур объявит его и своим наследником? Он еще не наследник; наследник — Константин Корнуэльский, сын герцога Кадора, которого Артур, в отсутствие законного принца, объявил наследником верховной власти. Но это случилось еще до того, как был зачат его сын, плоть от его плоти. Законный или нет. Какая в том беда, когда сам Артур был зачат в распутстве?
Из дома его негромко окликнула девушка. Мордред обернулся. Она выглядывала из окна опочивальни; теплый свет лампы падал на распущенные золотые волосы, на обнаженное плечо и грудь. Он улыбнулся и сказал: «Иду», но едва видел ее. Перед его мысленным взором на фоне ночной тьмы стояло одно лишь лицо королевы.
Гвиневера. Дама с золотыми волосами, еще красивая. Дама с серо-голубыми глазами и милым голосом, и скорой улыбкой, и с нежным остроумием и весельем, что освещало радостью любой покой, где бы она ни находилась. Гвиневера, которая столь очевидно любила своего господина, но знала, что такое страх и одиночество, и из-за этого знания стала другом неуверенному в будущем одинокому мальчику, помогла ему подняться над илом детских воспоминаний и показала ему, как любить с легким сердцем. Чьи пальцы, что из дружбы касались его руки, разожгли пожар там, где нечистые губы Моргаузы не смогли высечь и искры.
Он любил ее. Совсем иначе, чем других. В его жизни было немало женщин: от девушки с островов, с которой он в четырнадцать лет возлежал в лощинке среди вереска, до женщины, которая ждала его сейчас. Но даже мысли его о Гвиневере не укладывались в эти рамки. Он знал лишь, что любит ее, что если досужие сплетни о ней правда, то именем Гекаты он собственными руками низвергнет Бедуира! Король ее не тронет, в этом он был уверен, он, возможно, всего лишь возможно, во имя своей чести отошлет ее от себя…
Дальше этого он не шел. Сомнительно даже, что в мыслях своих он заходил так далеко. Странно, что Мордред, этот холодный ум, едва отдавал себе отчет в таких мыслях. Он сознавал лишь, что испытывает гнев и возрождающееся недоверие к близнецам и их безответственным прихлебателям, слушая грязные сплетни, пятнавшие имя королевы. Пусть это и наполняло его дурными предчувствиями, он отдавал себе отчет в том, в чем заключался его долг как наблюдателя именем короля (соглядатая короля, кисло сказал он самому себе) среди «младокельтов». Ему придется предупредить Артура о том, какая опасность грозит Бедуиру и королеве. Король вскоре доберется до правды, и если должны быть предприняты какие-то шаги, то предпринимать их надлежит самому Артуру. В этом его долг, за это ему оказано доверие.
А Бедуир что, если будет доказано, что он пренебрег доверием короля?
Мордред отбросил эту мысль и, повинуясь порыву, в котором, если бы даже он распознал его, никогда не признался себе, вошел в дом и взял свое с яростью, которая была ему чужда, как было чуждо ему смятение в мыслях, и которая стоила ему на следующий день золотого ожерелья в знак примирения.
11
Позднее той же ночью, когда дворец и город вокруг него уже затихли, Артур, как имел обыкновение в те дни, работал у себя в рабочей комнате. Белый пес Кабал спал у его ног. Это был тот самый щенок, которого король выбрал в день, когда к нему привели Мордреда. Теперь пес был стар и украшен шрамами, памятками о добром десятке достопамятных охот. Когда слуга ввел Мордреда, Кабал поднял голову и застучал по полу хвостом.
Слуга удалился, и король кивком головы предложил покинуть комнату и своему секретарю.
— Как поживаешь, Мордред? Я рад, что ты пришел. Я намеревался послать за тобой поутру, но если ты пришел сейчас, тем лучше. Тебе известно, что вскоре я отплываю в Малую Британию?