«Ах, Моесь, Моесь...» -- Санька читал стихотворение тоже по-своему, соответственно своему облику и характеру. - «... Носькам бегать по доеське, руськам...» -- Колесо выдержал паузу, как заправский артист (Ден, конечно, не знал этого, но ему очень понравилось!), лукаво посмотрел на Деда Мороза, хлопнул его по большой красной варежке и объявил: «Руськам Деда обнимать!»
Воспитатели и гости хохотали до слез. Колесо получил шоколадку, а Денис в восторге топал ногами по полу, пока кто-то не ткнул его больно в спину кулаком. Денис хотел было зареветь, но тут Дядя-Фотограф позвал всех фотографироваться.
Ден не помнил, когда Мама-Дена успела выйти из актового зала, он увидел ее, входящую, с глазами, полными слез. Тут же пронеслось по комнате непонятное, хотя слышанное столько раз слово «Колосовка». Дена бросилась к Маме-Директору: «Можно я возьму Дениску домой, до завтра?» -- На что толстая Мама ответила: «Нет, зачем? Уже все». «Женя, иди сюда, вставай рядом, сфотографируемся!» -- воспитатели подтолкнули Дену к группе. Проходя мимо Дениса, она посмотрела на него так же, как смотрит теперь: с отчаянием и бессилием. И Ден понял в тот момент, что случилось страшное: д о м о й о н н е п о е д е т !
Странная, наверное, получилась фотография. Шестнадцать трехлетних малышей-детдомовцев в ярких костюмчиках улыбаются дяде-фотографу, трое воспитателей и ночная няня красивые и улыбающиеся, как и положено на праздничном снимке; но среди ребятишек - малыш опустил голову, а ручонками мнет подол белой рубашки (нет рядом умницы Аськи, чтобы одернуть, хлопнуть по рукам!), а рядом с воспитателями, но чуть в стороне, молодая, сама еще девчонка, нянечка - бледная, с заплаканными глазами.
Ден отвернулся от Колеса и стал смотреть в окно. Как, как он может сейчас подбежать к маме и обнять ее после того, что он натворил сегодня утром?!
После завтрака в группу зашли какие-то чужие мамы, и Мама-Ивановна и Мама-Николаевна сразу обрадовались, подтолкнули к ним Саньку-Колесо и его, Дена. «Вот они, красавцы наши. Жалко отдавать, но что поделаешь!» По лицу Мамы-Ивановны не было видно, что ей жалко, похоже, она радовалась. Ден радоваться не стал. Он отошел к живому уголку, сунул в рот большой палец и стал смотреть на рыбок в аквариуме, изредка поглядывая в сторону воспитателей. У незнакомых мам были добрые лица, но у Дениса как-то противно стало в животе, он помотал отрицательно головой и оттопырил нижнюю губу, готовясь зареветь. Но не успел, потому что первым заревел Колесо. Ден оглянулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Понятно! Санька оставил без присмотра свою игрушечную машинку, подарок Мамы-Риты, вечерней няни, и Алешка Мосалев тут же взял ее поиграть. Санька рванулся к Алешке, чтобы отобрать свое сокровище, с которым до сих пор не расставался, но грохнулся на пол, наступив на ремешок не застегнутого сандалия. Не разбираясь в причинах шума, Сашку оттащили в угол. Он сидел там, захлебываясь горькими слезами от несправедливости, а воспитатели и чужие мамы продолжали вместе радоваться чему-то.
Ден вспомнил, что собирался зареветь, но не стал. Он стал думать, почему его не взяли домой. Мама-Дена обещала, он вел себя хорошо, после выходки Колеса на празднике всем было так весело, -- и вдруг он узнал, что домой он не поедет. Смутно он догадывался, что всему виной эта непонятная «Колосовка», о которой только и говорили все мамы-воспитатели. Часто они вместе с этим странным словом произносили имена Дениса и Сашки-Колеса. Чужие мамы тоже появились с этим словом. Денис прислушался к разговору. «Саньке-то нашему хорошо будет в деревне по полям колесить...» Еще непонятные слова: «пополям» и «вдеревне». Ден задумался над ними, надеясь понять, как это будет с ним связано, он уже даже начал неясно припоминать, что на занятиях у логопеда он что-то слышал про «вдеревне», но что?..
Бац! Опять этот Сашка прервал все его размышления! Нашел в своем углу пуговицу и, забыв обиду, с радостным воплем кинулся отдавать ее воспитателям. Снова споткнулся, шлепнулся у самых ног незнакомой Мамы, но не заревел: поднял голову и хохочет. Мама-Петровна подхватила его на руки: «Артист! Ну как на него сердиться?! Как такое сокровище можно куда-то отдать? Но в деревне ему будет лучше». Все рассмеялись, Санька был отпущен, чужие мамы вышли из группы, сказав на прощание: «Собирайтесь, автобус подошел». « На аптобусе поедем?!» -- «Да, Санек, далеко поедешь, на автобусе!» Сашка подкрался к Мосалеву, выхватил у него из рук свою машинку и зигзагами, переваливаясь на своих знаменитых ногах, помчался прочь от Алешки, который, впрочем, и не собирался его догонять. Алешка был спокойный и ласковый, но тут обиделся не на шутку и поднял такой рев, что даже Молчаливый, сидевший на своем стульчике и вечно изумленными глазами смотревший куда-то прямо перед собой, повернул вдруг к нему голову и проговорил: «Ну ты, чудовище...» Воспитатели дружно охнули, услышав от Молчаливого такое изречение и кинулись к нему, тормоша и засыпая разными вопросами. Но Алешка-Молчаливый снова отрешенно уставился в одну точку и только шевелил беззвучно губами в ответ. В конце концов от него отступились, махнув безнадежно рукой, и вернулись к упорно ревущему Мосалеву, еще больше обиженному невниманием.