Стройка не напоминала угрюмые шахты и труд не был подневольным. Она порождала ни с чем не сравнимую радость коллективного творчества и вдохновения. Недаром в редакции многотиражки «Огни Енисея» до утра светились окна. Там рождалась летопись молодежного подвига, чтобы было что предъявить грядущим поколениям:
— Вот чем мы занимались в ваши годы!
Тогда-то и родилось здесь литературное объединение. Звонкие голоса начинающих прозаиков и поэтов услышала вся страна. Дивногорцев благословили на создание книг о великой стройке мэтры соцреализма Борис Полевой и Константин Симонов. И вскоре один за другим вышли в свет сборники под броским названием «Потомки Ермака».
Но время не топталось на одном месте. Красноярская ГЭС дала ток и гидростроители тут же перебазировались на границу края и Хакасии. Новой литературной столицей романтиков Сибири стал город энергетиков Саяногорск. Именно здесь было создано творческое объединение молодых писателей «Стрежень».
С той поры прошло тридцать лет. В канун юбилея «Стрежня» в Красноярск прилетел Олесь Грек, один из создателей этого сообщества и его руководитель. Сын строителей Днепрогэса, журналист по образованию, автор нескольких книг очерков. Я его помню молодым, полным творческих сил и обаяния. Он успел побывать на двух великих стройках, кроме того, ездил во Вьетнам и на Кубу не туристом, а обыкновенным строителем.
Он сидел в моем рабочем кабинете и воодушевленно рассказывал о работе литературного детища:
— Ежегодно выпускается по несколько книг наших ребят. Семь человек приняты в члены Союза писателей России. Да вы ведь всё знаете!
Я смотрел в его выцветшие от времени глаза, на густо заросшее усами и бородой скуластое лицо и думал о нас обоих. Ничего не скажешь, время круто обошлось с нами. А я ведь намного старше его, но выглядим мы почти одинаково. И одинаково покрякиваем и покашливаем, ворочаясь в кресле.
Среди профессиональных писателей Саяногорска он назвал уже знакомые мне имена. Все эти годы я пристально следил за творческим ростом саяногорцев. Выступал на семинарах, устраивал им встречи с литераторами из других творческих объединений края. Вспомнили, как один из семинаров проходил в кабинете директора строительства Саяно — Шушенской ГЭС Станислава Садовского. Олесь печально вздохнул:
— Жалко, что такой человек ушел из жизни. Он прекрасно понимал, что мы живы не хлебом единым.
А прилетел ко мне Олесь Грек, чтобы передать приглашение саяногорцев на юбилей «Стрежня». Кстати, он состоится 6 июня, в день рождения Александра Сергеевича Пушкина.
Я обезножел и не высовывал носа из дома, но тут случай особый. Олесь сам передвигался с трудом, однако считал, что мне стоит рискнуть. На праздник приглашена и моя дочь Оля, которая поможет мне в этой поездке. Оля — доктор философских и кандидат филологических наук, ей будет интересно пообщаться с потомками Пушкина по прямой линии Александром и Марией. Когда «Стрежню» присудили одно из первых мест на конкурсе, посвященном Пушкиниане, они пообещали приехать в Саяны из далекого Брюсселя.
Тогда я сказал самому себе:
— Вот она, моя судьбоносная встреча! Я должен быть на этом празднике!
Почему судьбоносная? А кто её знает. Наверное, потому, что Пушкин — это неповторимое явление, отголоски которого бессмертны. И хочется сохранить для себя и своих потомков живые свидетельства того, что всё-таки он такой, как мы, хоть он и не такой, потому что гений.
Мы с Олей безоговорочно приняли предложение саяногорцев. Оля, кроме науки, занимается житейскими проблемами края — заместитель губернатора, у неё расписана каждая минута рабочего времени, любое изменение в этой программе требует всяческих согласований. Что ж, овчинка стоила выделки. Согласие губернатора на поездку в Саяны было получено, теперь — вперед и с песней!
И вдруг телефонный звонок от Олеся Грека: сроки праздника перенесены по независящим от «Стрежня» обстоятельствам. Значит, наша поездка, как и встреча с потомками Александра Сергеевича, уже не состоится. В одиночестве я ехать не мог.
Сожалели, что хорошая идея неожиданно рухнула. Ждали от Грека сообщений о празднике. Оказалось, и у них там было не все так, как задумывалось юбилярами. Племя младое, незнакомое не приехало из Брюсселя. Что ж, видно не судьба. Сибирь по-прежнему остается «терра инкогнита» для иностранцев, и мы не увидим семейную парочку пушкинских потомков.
Праздник состоялся без нас. Может, оно и лучше, что мы не путались под ногами. Вот если бы мог приехать сам Пушкин и он не приехал, тогда было бы другое дело. Теперь же юбилей «Стрежня» отметили по — семейному и в этом тоже была своя прелесть.
С утра горожане, как муравьи, облепили широко известную в этих местах гору Крестик. Пусть не кавказский Крестовый перевал, а всего лишь Крестик, где, кстати, вспоминали и о Кавказе. У подножия этой горы раскинулось село с довольно оригинальным названием Означенное. Кто и почему означил этот крохотный участок саянских предгорий? Кому это пришло в трезвую или пьяную голову?
Об этом живет в народе легенда. Так ли это было на самом деле или не так, трудно судить через триста лет после основания здесь первых казачьих поселений. Но, скорее всего, такое было в действительности. В этих предгорьях Саян проходила граница России с Монголией. Казакам, охранявшим её, нередко приходилось переправляться через бурный Енисей. И не на пароме, не на лодках, а так, безо всяких приспособлений. Плыл конь, а рядом, держась за конскую гриву, плыл казак. И, разумеется, бывали здесь и несчастные случаи.
Наконец казакам повезло: они нашли удобное для переправы место. Берега Енисея здесь положе, потому и легче выбираться из воды. Напротив облюбованного места на горе был поставлен знак — им был видимый издалека крест. А сама гора получила ласковое имя Крестик.
На праздновании юбилея её каменистую вершину оседлали пожилые и юные члены «Стрежня». Представляю, как нелегко было подниматься туда Олесю Греку! Но взобрался человек на Крестик и произнес положенную ему речь. Надо отдать справедливость, об литобъединении говорили мало, основным предметом выступлений был Пушкин с его многоликим творчеством. Чаще всего оттуда звучали его лирические стихи:
А внизу широко расстилались хакасские степи, на которых, по историческим меркам, совсем недавно можно было увидеть приземистые юрты кочевников с уходящими в небо голубыми дымками. Там крутыми боками обозначался Енисей, древний, как сама Земля, и молодой, как влюбленные в жизнь дети. Там, в невидимой дали, мысленно угадывались Абакан и Красноярск, города моей юности и зрелости, моей веры и моих сомнений, моих разочарований и надежд. В них никогда не бывал Пушкин, но они являлись неотъемлемой частью России, которую поэт любил и лелеял.
И в этих полудиких степях наверняка показались бы странными и чужими европейские рассудительные бюргеры с их природным снобизмом и эгоизмом. Что бы там ни говорили, но мы намного ближе по духу славному потомку арапа Петра Первого. Мы — русские, а это народ, не похожий на другие народы. Он безмерно терпеливый, доверчивый, и совершенно непредсказуемый в своих поступках. Над нами можно смеяться, но нас нельзя злить.
Вот почему я не жалею о несостоявшейся встрече с Александром и Марией. Я не контактировал с ними, но видел их, знаменитых родством с Александром Сергеевичем, видел по телевизору. Они позировали России на фоне Медного всадника, но казались мне инородными существами на яркой знакомой картинке. Ну, хотя бы отпустили себе пушкинские бакенбарды или надели давно вышедшие из моды сюртуки!
В них не было ничего от внешнего образа поэта и вообще ничего, кроме родовой принадлежности. Очевидно, при дележе пушкинского наследия мы, простые россияне, захватили себе больше, чем следовало. А может, нам больше причиталось, чем им? Как знать!