— А третий?
— Чего-то ходил, смотрел… на расстоянии. Потом ушел вместе со всеми.
Ирина задумалась.
Интересно складывается?
Получается, в церкви тоже что-то вроде полиции есть? Хотя чего тут удивительного? Любая структура рано или поздно обрастает подобными полезными вещами. Сначала для внутреннего пригляда, потом для внешнего.
В любом случае, не хотела бы она им на глаза попасться.
— А дело заберут?
— Ага, скорее всего в СК. Жалко?
Ирина покачала головой.
Чего ей жалеть? У нее свои вопросы и свои задачи. А без преступлений века обойдемся. И целее будем, и спокойнее…
Героем-то на них точно не станешь, на этих вековых преступлениях. А вот трупом или крайним — запросто.
Вечером она отправилась по своим делам.
А именно, в тот дом, где жила Прасковья Никитична.
Двор был спокойным, ничего не напоминало о случившейся недавно трагедии… нет, за дверью, за которой нашли Николая Петровича, слышался какой-то шум.
На ловца и зверь бежит?
Ирина постучала костяшками пальцев.
Ждать пришлось недолго, дверь открылась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, круглолицая и симпатичная. Чем-то она Ирина напоминала украинку.
Брови такие… вот хоть Солоху играть запускай! Постаревшую, но не утратившую способность сажать мужиков и чертей в мешки.
— Добрый вечер, — поздоровалась Ирина. — Лейтенант полиции, Алексеева Ирина Петровна.
— Добрый вечер. Наталья Николаевна.
— Не Гончарова? — не удержалась Ирина.
— Нет, Слуцкая.
Но женщина тоже улыбнулась. Хотя и сдержано.
— Простите… вы — супруга Николая Петровича?
— Да.
— Могу я с вами поговорить?
— Да, конечно. Проходите.
В домике было уже чисто.
Прибрано, обои со стен ободрали, рулоны в углу лежат, потолок побелен заново…
Ремонт?
— Давно пора было эту халупу продать, — перехватила Иринин взгляд женщина, — да Колька против был. А сейчас я ее уж точно продам.
— Да… я бы тоже ее продала на вашем месте, — покивала Ирина.
Наталья Николаевна пожала плечами.
— Только о горе не надо, хорошо? Так получилось, что ж теперь? Жизнь продолжается, для детей надо жить, для внуков.
— Да какие внуки? Вам в таком возрасте еще и самой не поздно, — польстила Ирина.
Расчет оказался верным, женщина расплылась в улыбке и стала, действительно, выглядеть лет на десять моложе.
— Да ладно уж!
— Неужели вам зеркало то же самое не говорит?
Вторая улыбка была искренней первой. И Ирина заподозрила, что кто-то у вдовушки уже был.
Ну так что ж. С алкашом, пусть он и пьяница, жить сложно. Нечестно так? Надо его было выгнать, а самой нового найти?
Всех обстоятельств Ирина не знала, вот и судить не собиралась. Да и не это ее интересовало.
— Скажите, Наталья Николаевна, а вы ведь тут с детства жили?
— Да. Я вашим уже рассказывала…
— Расскажите, пожалуйста, еще раз? Прасковью Никитичну вы знали?
— Бабу Пашу-то? Еще как знала.
— Что вы можете про нее сказать? Впечатления, мнение… что угодно!
Наталья Николаевна махнула рукой и полезла в шкаф. Достала оттуда электрический чайник, конфеты, пряники.
— Ладно. Работать сегодня не получится, давай посидим, поговорим. Знала ли я тетю Пашу? Не могу сказать, что ее вообще кто-то знал. А сейчас уж и живых не осталось, небось.
— А дочь ее?
— Вот уж кто свою мать хуже всех понимал, так это Клавка. Но тут теть Паша сама виновата была.
— Почему? Избаловала?
— Ну, можно и так сказать…
Ирина сложила руки, показывая, что скажите, пожалуйста! Интересно же!
— Вы, молодые, сейчас в такое и не поверите.
— А во что такое надо поверить? — поинтересовалась Ирина.
— Да ведьма была тетя Паша. Понимаешь, ведьма.
Ирина аж рот открыла.
Она собиралась разговор наводить исподволь, а тут все на тарелочке! Кушай, не обляпайся.
— Настоящая?
— Да уж не игрушечная. Кстати, и слово это она не терпела.
— Почему?
— Говорила, глупое. Импортная чушь нанеслась, а мы и повторяем попугаями. Она себя ведуньей называла. Потому что ведала. Знала что-то, что другим неведомо. Ну и могла многое.
— В смысле, порчу навести, проклясть…
— Нет, этим она не занималась, покачала головой Наталья Николаевна. — Могла, знаю. Мать рассказывала, был случай. Знаешь, в советские времена у нас много чего замаливалось…
— Да?
— Я тогда тоже маленькой была, а только так получилось. Начали дети в округе пропадать. Маньяк какой объявился, что ли? Сейчас бы все газеты кричали, люди береглись бы, а тогда ведь никто, и никак… молчали все.