Только если она будет голой.
Или в моей майке.
И то, и другое было в моих фантазиях.
— Прекрати! — прохрипела она сквозь отчаянный смех. Она выгибается, ее мышцы напрягаются, обнажая нежное горло.
Я чувствую, что на горизонте маячит победа. Я наклоняюсь к ней и целую дорожку по ее гладкой коже, хмурясь, когда чувствую вкус сахара.
— Ты на вкус... сладкая.
Она краснеет, и ее кожа становится почти такой же розовой, как и волосы.
— Брук, Мари и я праздновали, когда приехали твои родители. Шампанское взорвалось на мне, я была в полном беспорядке и поспешила переодеться. — Ее голос становится все выше с каждым слогом, как будто она признается в преступлении. — На кухне осталось еще полбутылки.
Я так близок к тому, чтобы получить нужную мне информацию. Она вот-вот взмахнет белым флагом.
Вот только...
Она хотела отпраздновать со своими девочками и не смогла. Сегодня должно было быть ее время.
— Пойдем. — Я веду ее на кухню. Когда мы доходим до нее, я поднимаю ее и усаживаю на край обеденного стола. Она смотрит на меня, изогнув одну бровь. Я задираю ее свитер, обнажая еще более сладкую кожу, по которой провожу губами. — У нас не было десерта.
Нова вздрагивает, ее голубые глаза расширяются от предвкушения и удивления.
Она прекрасна. Более того, она веселая и яркая, как радуга, независимо от того, что происходит вокруг. Я в восторге от нее. Я не позволю ничему погасить ее улыбку.
Я достаю бутылку и чистый фужер для шампанского.
Когда я возвращаюсь и она видит, что у меня в руках, ее глаза расширяются. Я ставлю бутылку и фужер на стол.
— Для чего это? — спрашивает она.
Я наливаю бокал, затем протягиваю его ей. — За тебя.
Ее взгляд смягчается, когда она делает глоток. — Из бокала лучше, — решает она с довольным вздохом.
— Тут ты ошибаешься.
Я бросаю на нее злобный взгляд, а затем хватаю подол ее свитера и одним движением срываю его через голову. Под ней — розовый кружевной бюстгальтер, соски проглядывают сквозь ткань.
Я забираю бокал и опрокидываю его на ее обнаженный живот. Река течет в ее пупок, заставляя ее задыхаться.
— Клэй!
Я наклоняюсь над ней и прижимаюсь ртом к ее животу, высасывая шампанское. На вкус оно сладкое, смешанное с ней, и я хочу сравнить этот вкус с каждым другим дюймом ее тела.
Она прикусывает губу, ее лицо раскраснелось, когда она смотрит.
— Не двигайся, — приказываю я, спуская джинсы с ее бедер. Оставшийся клочок кружева подходит к ее бюстгальтеру и вызывает во мне новый вид дикости.
— Раздвинь ноги, Пинк. Я хочу десерт.
Она закусывает губу, но делает то, что я говорю. Я тянусь к фужеру с шампанским.
— Ты бы не...
Я подцепляю пальцем стринги и оттягиваю их в сторону, чтобы вылить шампанское на ее киску. Я провожу по ней пальцами, и липкость шампанского смешивается с ее возбуждением.
Я хочу высосать каждую каплю с ее кожи.
Мои глаза держат ее в плену, пока я опускаю свой рот.
Как только я лизнул ее, она выгнулась навстречу моему языку с придыханием.
— О Боже!
Ее пальцы вцепились в мои волосы, в ее хватке сквозит отчаяние.
Мы с моей невестой играем в то, что я опускаюсь на нее.
Я знаю, ей нравится, насколько я крупнее ее, и меня это тоже не раздражает.
То, как сильно я ее возбуждаю своими пальцами, то, как она извивается на мне, говорит мне о том, что я на правильном пути.
Я собираюсь выкинуть из ее прекрасной головы все, что было раньше.
В том, чтобы быть моей женой, есть свои плюсы.
Я буду напоминать ей о них всю гребаную ночь.
Я с удовольствием дразню ее языком, добавляю еще один палец, пока она не перестает терпеть.
— Черт побери, разве у нас нет стоп-слова? — прохрипела она.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
— Не смей.
Я отстраняюсь, чтобы одной рукой стянуть рубашку через голову. Она уже стягивает с меня треники.
Я кладу руку ей на голову и наклоняюсь над ней. Если я навалюсь всем весом на этот стол, он может сломаться. Но когда мой член оказывается между ее раздвинутых бедер, она чувствует себя чертовски хорошо, чтобы не напрягаться.
Я погружаюсь внутрь, и ощущение того, как ее тело принимает и сопротивляется одновременно, заставляет меня содрогнуться. Она тугая, скользкая и моя.
Я вхожу в нее долго и медленно, ритм заставляет нас обоих стонать. В свете ламп над головой в ее глазах пляшут золотые искры.
— Ты ощущаешься чертовски идеально, — бормочу я ей в горло.
Черт, я хочу только ее, вот так, часами.
Она выгибается навстречу моим губам, моему телу. Ее потребность подпитывает мою.
Я меняю угол наклона, чтобы добиться большего трения, и трусь о ее клитор, что, как я знаю, приводит ее в бешенство.
— О Боже, Клэй, — шепчет она.
Я ухмыляюсь ей в плечо. Мои губы касаются ее кожи, и я вдыхаю ее запах, запах нас вместе.
Город по ту сторону окон кухни — это миллион цветных точек, горы невидимы в слабом свете. Все, что меня волнует, — это то, что происходит здесь.
Нова задыхается, приближаясь к невидимой грани, о которой я знаю по ее звукам, по ее ощущениям, по тому, как ее пальцы впиваются в мои плечи.
Она прижимается ко мне, ее ключицы влажные от пота, когда она выгибается, закрыв глаза от удовольствия.
Смотреть, как она кончает, — это слишком. Я никак не могу стать свидетелем того, как она вот так отдается мне, не отвечая взаимностью. Это все равно что просить мужчину не дышать.
Мои мышцы сжимаются, и я кончаю в нее, выплескивая последние остатки своей потребности.
— Это самое веселое, что у меня было за этим столом сегодня вечером, — говорит она, когда мы снова можем говорить.
Я отстраняюсь на дюйм, чтобы посмотреть на нее, самодовольный. — Только сегодня?
Ее пальцы проходят по моей руке. — Давай останемся здесь на минутку.
Я притягиваю ее к себе так, что наша потная кожа оказывается вровень.
— Как прошла тренировка? — спрашивает она.
Я думаю о мэре, который зашел поговорить с Джеймсом. Об отсутствии прогресса в поиске идеального дома.