Я чувствую себя красивой. Лучезарной. Немного гламурной.
— Каково это — выходить замуж через час? — спрашивает Брук.
— Как будто я живу чужой жизнью, — признаюсь я. — Я выросла в трейлере, переезжая с места на место. Я не могла собрать свою жизнь воедино. Я не знала, кто я. А теперь я здесь. — Я машу рукой на пышную комнату, окружающую нас. Обстановка богатая и плюшевая, потолок достаточно высокий, даже Атлас не смог бы до него дотянуться.
Моя подруга подходит ко мне.
— Это твоя жизнь, Нова. Никто другой не смог бы этого добиться.
Я не могу не ухмыльнуться. Улыбка Брук исчезает, когда она смотрит, как я поднимаюсь и направляюсь к дверному проему ванной комнаты.
— Стоп, не спеши. Будь хорошим Кодиаком и жди помощи. — Брук подходит ко мне, когда я пытаюсь пройти через дверь. Она подхватывает нижнюю часть моего платья и заворачивает его в свои руки, чтобы я могла войти. — Вот. Тебе нужно в туалет?
— Нет. Просто забыла ожерелье. — Я нахожу его в шкатулке, серебряный медальон с нашими фотографиями. — Оно принадлежало моей маме. Она подарила его Мари.
Брук поднимает руку.
— Одну секунду.
Она исчезает, и через мгновение в дверь ванной просовывается голова Мари.
— Брук сказала, что я тебе нужна? — говорит она, задыхаясь.
Любовь и чувство принадлежности разгораются в моей груди, пока Мари помогает мне надеть ожерелье.
Кэт приходит и находит нас. — Мама хотела, чтобы у тебя было это. — Она протягивает крошечный серебряно-розовый гребень. — Она сказала, что ты зачесала волосы наверх, и не знала, подойдет ли он, но хотела попробовать.
Горы рельефно выделяются на фоне яркого осеннего неба. В рядах стульев сидят наши гости, все красиво одеты. Баскетболисты настояли на том, чтобы сидеть сзади из-за своего роста, и теперь я вижу их глаза, когда они замечают меня.
Мари провожает меня к моему будущему мужу.
Клэй ждет в конце прохода.
Ни один мужчина не может выглядеть настолько богоподобно. Его смокинг, сшитый на заказ, едва вмещает его массивные плечи и торс. От его вида у меня перехватывает дыхание, но выражение его лица, когда он видит меня, заставляет мои колени слабеть.
Он любит меня.
Любит меня дольше, чем я могла бы предположить, если бы он не настаивал на том, что это правда.
Я иду к нему по проходу.
При этом я вспоминаю его слова, сказанные мне перед тем, как мы расстались сегодня утром.
Надеюсь, сегодня все будет так, как ты хотела.
Теперь я не вижу ни гор, ни церемонии, ни гостей. Я вижу только его и слышу свой собственный ответ, произнесенный шепотом.
Это нечто большее.
17
КЛЭЙ
Когда ты всю жизнь становишься суперзвездой, ты привыкаешь к тому, что на тебя смотрят.
Теперь все взгляды устремлены на нее.
Все наши друзья и родственники стоят и поворачиваются, чтобы посмотреть на Нову, когда она начинает спускаться по усыпанной лепестками дорожке, ее рука вцепилась в руку сестры.
Она не радуга — она проклятое солнце.
И дело не в платье, которое облегает каждый изгиб, который я знаю лучше, чем свое собственное тело. Дело даже не в том, как она двигается. А в том, как ее глаза встречаются с моими. Как она смотрит на меня, словно все, что я считал своей жизнью, было лишь превью, а сегодня — главное.
Мой вздох задерживается глубоко в груди. Узел затягивается все туже, пока она движется ко мне. После всего хаоса последних нескольких недель мне негде было бы лучше оказаться.
Нова останавливается в нескольких сантиметрах от меня, а ее сестра целует ее в щеку. Мари бросает на меня взгляд, говорящий «Не облажайся», и отходит на свое место в первом ряду.
В этот момент мы хотим одного и того же.
Бывали моменты, когда я не думал, что доберусь до этого места. До этого момента в моей жизни, и не только здесь, в окружении красоты, гор и людей, которые изменили мой мир к лучшему.
Тот факт, что всем было так важно приехать, очень трогателен. Я знал, что нужен людям на корте, но то, что они так проявили себя, когда им это не нужно, задевает меня.
В центре всего этого — она.
Нова — та, благодаря кому все это имеет смысл.
Благодаря ей я могу представить, что проведу в лиге еще несколько лет.
Так же, как я могу представить себе время после нее. Обнимая мою девочку в нашем доме. Смеяться, гоняясь за детьми с ее любопытными глазами.
Церемония проходит как в тумане. Слова священника звучат в моей голове, но все, о чем я думаю, — это то, что она моя.
Когда я надеваю кольцо на ее палец, это похоже на уверенность. Это похоже на дом.
Я клянусь, что ничего не может быть лучше.
Я ошибаюсь.
Когда она надевает свое на меня, это смиряет.
Как будто я стою на коленях и прошу ее взять меня.
— Я люблю тебя, — шепчет она.
Я не могу говорить. Горло сжалось так сильно, что я, наверное, больше никогда не смогу глотать.
Каким-то образом мне удается вымолвить нужные слова.
— Да.
— Да.
Священник снова говорит, монотонно, и я снова отвлекаюсь.
Легкий аромат Новы, то, как она практически вибрирует, и блеск в ее глазах.
— Все, — говорю я себе под нос.
Священник останавливается на полуслове.
— Ну, да, но...
Я хватаю Нову за лицо одной рукой и наклоняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом.
Ее губы расходятся под моими, и ее улыбка, ее вкус и ее маленькие стоны — все, что мне нужно.
Толпа взрывается, и это ничуть не хуже, чем победа в чемпионате.
Нет. Когда мы идем обратно к алтарю, ее пальцы надежно переплетены с моими, кольцо тяжело лежит на моем пальце...
Так лучше.

— Пикассо, — настаивает Брук.
— Пикассо не делал цветов, — возражает Мари.
— Ван Гог?
— Я согласна.
— Они хорошо выглядят, — говорю я, взяв Нову за руку, когда мы подходим к ним сзади.
Нова сияет.
— Да, правда?