Но, боже мой, — сколько таких пистолетов после войны осталось еще в руках преступников!
Та же экспертиза по обнаруженным помощником Эриха Фелльнером следам дала заключение, что убийца был ростом около 170 сантиметров.
Но что толку от этого?
Какой смысл вообще имеют все методы розыска преступников, когда в молодом, здоровом теле Республики сидит эта проклятая заноза — Западный Берлин?
Любой уголовник через два часа или через двадцать минут после совершения преступления окажется там — вне пределов досягаемости!
Правда, между криминальной полицией Республики и Западного Берлина достигнуто джентльменское соглашение о взаимной выдаче уголовников, но ведь это так шатко!
Стоит любому аферисту, любому мошеннику, наконец — просто карманному воришке произнести три слова: «Я восточный беженец», — и он станет неприкосновенным.
А что же говорить о террористах, о диверсантах?
Эрих был несколько раз на шахте «Кларисса», беседовал с секретарем парторганизации и другими людьми, хорошо знавшими убитого, встречался с вдовой Зигфрида Вольфа — Эммой, выяснял обстоятельства дела. Он заинтересовался соседом Вольфов — Зигфридом Кульманом, — человеком, в жизни которого было много подозрительного...
Но все это пока не давало разгадки...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Что, боязно?
Боб доверительно и почти дружески улыбнулся. Как он и ожидал, вопрос разозлил Гетлина.
По давней эсэсовской привычке, тот строптиво выпрямился, вскинул подбородок:
— Трусость в нашем деле — разменная монета. И вообще, после Восточного фронта, — говорить мне о трусости? Но посудите сами: прошло всего полтора месяца, как я из Шварценфельза. Они ведь чуть-чуть не сцапали меня после того, как этот Вольф свалился с велосипеда... в могилу. — Вилли помолчал. — Там что-нибудь случилось новое?
— Пока нет. Но скоро должно случиться.
— Не понимаю.
Боб коснулся кончиками пальцев щетинки усов:
— Я выброшу туда оружие. Надо спрятать его в тайники. Согласны, что вам самому необходимо при этом присутствовать?
— Д-да... — не мог не согласиться Гетлин. — Когда намечена операция?
— На третье октября. Самолет пройдет в три часа ночи над пунктом «А» и сбросит мешок. Припрячьте его и возвращайтесь. Только не будьте растяпой. Кстати... или нет, некстати, но... деньги у вас еще есть?
Вилли пожал плечами.
— Я умею тратить, но не знаю, как выращивать эти фрукты.
— Хорошо, получите еще. — Боб достал из кармана деньги и молча, по-хозяйски, плотно положил на стол.
— Теперь все. Когда думаете ехать?
— Сегодня с ночным.
— Это совпадает с нашим планом. Проведите все так, чтобы... Ну, не учить же мне вас таким вещам.
— Да, уж не стоит.
Итак, снова туда, в Шварценфельз, где его, быть может, уже ждут, готовят ему западню. Да, только теперь Гетлин вдруг очень ясно понял, что ненависть к врагам — это далеко не то же, что повседневная работа против этих врагов, спокойных, не теряющих самообладания, упорных.
И, главное, непоколебимо уверенных и в своей правоте, и в своей победе!
Черт бы их побрал...
...На следующий день он с коробкой сигар и пачками сигарет явился к толстому Хойзеру.
— Ого, опять вы? — Макс отлично разыграл удивление, хотя, кроме Лизы, в магазинчике снова никого не оказалось. — Вы нас не забываете.
— Истинных немцев так мало осталось на нашей грешной земле... — Гетлин уныло пожал плечами. Потом, обернувшись к Лизе, изысканно раскланялся и вслед за Хойзером прошел в комнату. Выгружая из чемоданчика пачки сигарет, Гетлин, как заправский коммивояжер, принялся их расхваливать. Хойзер на этот раз с подлинным изумлением посмотрел на него:
— В вас погиб великий артист.
— Не каждый артист может быть разведчиком, но каждый разведчик обязан быть артистом. Это аксиома. Но — товар! Согласитесь, черт возьми, что товар хорош.
— Да, конечно.
— Убирайте его. И оповестите через Кульмана всех, чтобы собрались сегодня у пункта «А». Предстоит работа.
— Хорошо, хотя роль мальчика на побегушках не мое амплуа.
— Как вы, однако, щепетильны, — криво усмехнулся Гетлин.
Часам к десяти вечера Вилли Гетлин добрался до места предстоящей операции и бесшумно обошел лесок, в который самолет должен был сбросить груз. Все было спокойно. Глядя на призрачные клубы тумана, медленно накатывающиеся на холм из котловины Шварценфельза, на то, как постепенно растворяются в молочной дымке россыпи городских огней, Гетлин с удовольствием подумал, что американцы совершенно точно предугадали погоду.