Выбрать главу

Эрих молча поклонился и чуть принужденно спросил:

— Простите, фройляйн, вам кто-нибудь поможет донести все это?

— Куда донести?

— Ну, я не знаю... Не бросите же вы здесь все это...

— За мной заедет отец на машине, но если вам не трудно — помогите добраться до ворот парка. Сюда машины не ходят...

Яркое солнце, потоками света заливавшее витраж древнего собора, здесь, на улице, буйствовало, как весной.

Аллеи не успели расчистить, ветви деревьев после недавнего снегопада тяжелели под белым грузом, кусты совсем были погребены под огромными сугробами — от этого, несколько необычного для Саксонии обилия снега, солнце казалось еще ослепительнее. А воздух! — воздух был насыщен чем-то щемяще-дорогим, знакомым, чему и названия не подберешь...

Прищурив глаза, Эрих со стульчиком и мольбертом в руках шел след в след за художницей по узенькой тропке, которая уже начала подтаивать и была блестящей и скользкой, хотя кругом лежал рыхлый снег.

Девушка была невысокой, стройной, и волнистые пряди волос, покрытые завязанным под подбородком платочком, отливали тяжелой бронзой.

— Не торопитесь, фройляйн, поскользнетесь! — Эриху захотелось еще раз услышать ее голос — такого необыкновенного тембра.

Девушка, оглянувшись, бросила на Эриха быстрый внимательный взгляд.

— Вы в самом деле заботливый, или хотите им показаться?

И в тот миг действительно поскользнулась, — рука с чемоданчиком взметнулась вверх, и девушка наверняка упала бы, если бы Эрих не успел подхватить ее под локоть. Только при этом он ударил спутницу стульчиком по плечу.

— Спасибо! — Художница, смеясь, потерла правой рукой ушибленное место. — Пожалуй, лучше бы вы дали мне упасть: снег-то мягкий, это не было бы так больно.

Эрих сначала смутился, но, видя, что девушка улыбается, тоже рассмеялся. Обоим вдруг стало весело и легко друг с другом.

— Послушайте, фройляйн, и часто вы тут рисуете?

— Сегодня — первый раз. Ведь храм еще не совсем восстановлен, тут еще масса работы внутри. Закончили только снаружи.

От ограды донесся звук автомобильной сирены. Художница обернулась.

— Ой, это отец. Пойдемте, пожалуйста, скорее!

...Сторож удивлено проводил взглядом девушку, которую почему-то сопровождал полицейский, хотя, кажется, рисовать здесь никому не запрещалось, это же не какой-нибудь военный объект!

Еще больше сторож удивился, когда девушка села в машину, кивнула на прощанье полицейскому и исчезла за углом.

...И только тогда Эрих сообразил, что он даже не спросил, как зовут юную художницу и где ее искать, если... если это будет очень нужно.

II

Были у Эриха знакомые девушки на заводе и в Управлении, но до сих пор ни одну из них он не выделял из общего круга, никому не отдавал предпочтения. Просто товарищи, и только. И вот — эта неизвестная девушка в причудливом свете витража, осиянная солнечным снежным светом...

При воспоминании о ней Эриха снова и снова охватывала какая-то щемящая радость. Несколько раз он поймал себя на том, что, забыв о разложенных на столе бумагах, самым тщательным образом припоминает каждое слово, сказанное художницей; он даже попытался вслух воспроизвести интонации ее голоса.

И все же желание увидеть девушку еще раз было настолько сильным, что Эрих, сознавая всю глупость и бесцельность своего поступка, в следующее воскресенье с утра пошел в старый парк.

Он заранее придумывал слова, которые скажет девушке, старался предугадать, удивится ли она встрече, или примёт его приход как должное...

В соборе гулко стучали молотки, чуть приглушенно гудел компрессор. У знакомой колонны кто-то в белом халате сосредоточенно счищал с пальцев Иисуса только ему одному видимые миллиметры алебастра, отделявшие пропорции статуи от совершенства...

Понуро брел Эрих по расчищенным от снега аллеям. Отчего она не пришла? Он даже не задумался над тем, почему, собственно, она должна была прийти?

Неожиданно кто-то негромко, нараспев, окликнул его:

— Господин полицейский инспектор!

Оглянувшись, Эрих увидел сторожа — седого сгорбленного старика, лукаво смотревшего на него.

— Вы меня звали?

Вместо ответа старик поманил его рукой, и когда Эрих подошел, заговорил, насмешливо глядя на него и растягивая на саксонский манер слова:

— Это не вы прошлое воскресенье подсаживали в машину смуглую девчонку с фарфоровым лицом?

— Какое же у нее фарфоровое лицо?

— Ну, ну, я понимаю... Как же вы с ней потеряли друг друга?