— А я вас что-то не пойму...
Сторож склонил голову, осмотрел юношу с головы до ног.
— Да, парень вы хоть куда, и форма к лицу, да еще инспектор! Шишка' То-то она два раза приходила. Часов в восемь, после работы. Темно, холодно, а она идет, и прямо — туда. Заглянет — вреде надеется найти кого, а потом такая же кислая, как вот вы сейчас, обратно...
Эрих мог ждать чего угодно, — только не этого.
— Ого, господин инспектор, у вас будто чертики в глазах запрыгали!
— Папаша, а она с вами не говорила?
— Ну вот еще.
— Где же ее искать?
— Зачем искать? Сегодня воскресенье. Жди. Уж она явится — даю слово.
Все было необычно. И то, что Эрих остался у решетчатых ворот парка. И то, что старик сторож вместе с ним от всей души хотел, чтобы девушка пришла.
И то, что она действительно пришла.
Эрих еще издали увидел знакомое пальто из толстого зеленого драпа, потом разглядел открытую улыбку — без всякого сомнения, девушка улыбалась ему.
— Здравствуйте! И вы тут?
Пожав нежную руку с длинными тонкими пальцами, Эрих почувствовал, как теплая волна прокатилась по его сердцу. Он, все еще не решаясь поверить своему счастью, серьезно объяснил:
— Я хотел посмотреть... второй витраж..., но его не поставили.
— Да, я знала это, и я сегодня собиралась сделать карандашный набросок Иисуса — ведь это работа знаменитого Людвига Юппе. — Девушка мягко отняла свою руку и сняла с плеча папку на зеленом шелковом шнурке. — Тут ватман и карандаш... А статую уже установили?
— Кажется, да — у той колонны, где вы сидели прошлый раз.
— Да... какое это все-таки изумительное творение зодчества.
— О! У меня просто не хватает слов, чтобы выразить... Ведь таких сооружений, как это...
Но сейчас им не было никакого дела ни до этого, ни до других храмов. Они медленно пошли по улице вдоль решетки парка, и Эрих все не мог осмелиться взять ее под руку, и самые обычные слова, сказанные девушкой, казались ему необыкновенными и исполненными глубокого смысла...
Словом, все было так, как бывает в таких случаях всегда и со всеми... потому, что им казалось, что так случилось только с ними и больше ни с кем!
В квартире Хойзеров мир и уют. Макс, сидя за столом, прилежно пишет; время от времени, подняв к потолку глаза и шевеля губами, он что-то припоминает, потом, довольно улыбнувшись, опять берется за самописку с золотым перышком... Белокурая Лизхен, как всегда, за рукоделием. Из радиоприемника льются нежные звуки вальса какого-то русского композитора: бог их разберет, Хойзер не очень памятлив на славянские фамилии.
Посмотреть со стороны — какая идиллия! Но эта идиллия обманчива. Макс Хойзер составляет списки.
Он прекрасно понимает, что в случае захвата власти в городе такими, как Кульман и Гетлин, по его спискам будут уничтожать людей. Нет, нет, он не станет убийцей! На нем не будет ни одной капельки чужой крови. Он только составит списки.
И, чуть покачивая головой в такт чарующей мелодии, Хойзер вспоминает одного за другим своих старых друзей. Довольный своей памятью, он вносит в списки все новые и новые фамилии, а жене его даже в голову не приходит, что это пишет Макс.
Но куда труднее, чем составить списки, оказалось установить адреса. Ведь уже несколько лет Хойзер не встречался ни с кем из этих людей, многие за минувшие годы наверняка переехали. Надо было проверить, кто остался жить по старому адресу, и надо было установить новые адреса. Но не мог же Хойзер сам лазить по городу — это исключалось.
Было два выхода: привлечь к этой хлопотной работе своих уцелевших людей из «Восточного бюро» — но для этого пришлось бы объяснять, кто и для чего требует проверку адресов, и пришлось бы признать то, чего Хойзер открывать никому не хотел; был и второй выход — поручить проверку адресов Кульману и его громилам.
Правда, Гетлин не говорил, что по адресам можно посылать Кульмана, но он, конечно, поймет, что сам Хойзер никак не мог сделать эту работу...
Перед концом обеденного перерыва Эрих, сидя на диване, углубился в книгу о таких далеких и вместе с тем — таких понятных ему судьбах людей с необычными именами — Григорий Мелехов, Аксинья, Листницкие.
Фелльнер — любитель головоломок — разложил на столе «Уленшпигель» и трудился над шуточным кроссвордом.
— Извини, Эрих, я тебя оторву от чтения...
— Что случилось? — поднял голову Эрих. — Ты каждую свободную секунду мучаешь этот кроссворд. Взял бы решение из следующего номера.