И, утомленная вконец событиями этих суток, — к тому же она в поезде провела бессонную ночь — Лиза снова уснула. Да так крепко, что не слыхала, как наконец вернулся Вилли Гетлин, как он включил свет, приготовил еду, навел порядок на столе.
Потом, когда он разбудил ее, она улыбнулась виноватой, усталой улыбкой, лениво пожевала что-то и попросила:
— Отпустите меня спать, пожалуйста.
Вилли был великодушен, — он предложил ей свою спальню, а сам решил устроиться в столовой на сдвинутых креслах. Лиза благодарно глянула в глаза Гетлина и кивнула на прощанье:
— Спокойной ночи.
Засыпая, она вспомнила, что дверь осталась незапертой, встала, повернула ключ и, подумав, оставила его в двери, доверять Гетлину не следовало, вдруг у него есть второй ключ. Где же ей было знать, что на такой случай у Гетлина есть уистити[12]!
Разбудили ее чьи-то грубые объятия, из которых невозможно было вырваться.
Гетлин, сидя на подоконнике, смотрел на спину Лизы,— она, стоя у зеркала, заканчивала свой туалет.
— Послушай, это невыносимо. Почему ты все время молчишь?
Лиза с возмущением обернулась:
— Подлец! Если бы только у меня было другое пристанище! Боже мой, куда мне деваться?
— Поезжай домой, в Шварценфельз.
— Да, это естественно — теперь вы посылаете меня в руки этих палачей. Как это на вас похоже!
— Послушай, но ведь они могли арестовать тебя вместе с Максом. Если они этого не сделали — значит, ты им не нужна. По-моему, тут все ясно. — Гетлин, не желая поступиться пережитым, упорно называл ее «ты».
Лиза задумалась над этой простой истиной. Да, конечно, Гетлин прав. Ах, как гадко все, что случилось! И только из-за собственной трусости. Зачем она приехала сюда, к Гетлину? Зачем послушалась Макса?
— Только, попрошу об одной услуге. Ты знаешь, где Тауенциенплац?
— И что же?
— Там рядом марочный магазин Кульмана. Надо будет проверить, арестован Кульман или нет. Пройдешь мимо и увидишь: если все опечатано, значит — арестован. Тогда дашь мне телеграмму: «Папа умер». И все. Если же Кульман не арестован, то передашь ему мою записку. Больше я тебя ни о чем не прошу.
— Почему я должна вам помогать? Я не желаю участвовать в ваших табачных аферах, во всей этой спекуляции.
Гетлин сообразил, что Макс все же не посвятил жену в их тайную деятельность. Конечно, это было хорошо. Но теперь ее следовало припугнуть, иначе она не сделает, что нужно.
— Дело не в сигаретах и не в спекуляции. За твоим обожаемым Максом водятся грешки и пострашнее. — Глядя прямо в широко раскрытые от ужаса глаза Лизы, жестко добавил: — Он мне кое-что сообщил. О русских. И Кульман об этом знает. Так что, если фопосы схватили Кульмана, и он даст показания — Максу не сдобровать. В твоих интересах, чтобы Кульман не попался. — В конце концов, говоря об этом, Гетлин ничем не рисковал. Уж если полиция взялась за Хойзера, то конечно не из-за сигар и спекуляции. Конечно, они знают, что Макс — шпион. Да и барбос все им выложит.
А Лиза — Лиза была просто сражена этим известием. Как! Ее Макс шпион? Боже мой, этого только не доставало! Нет, нет, Макс был хорошим, пока не пришел этот... Это он, Гетлин, втянул ее мужа в свои грязные сети. Вырваться, любой ценой вырваться! И спасти Макса.
— Я согласна, пишите вашу записку.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Товарищ комиссар! Я считаю, что Кульмана тоже надо арестовать, и немедленно. Прошло двое суток после ареста Хойзера, и если Кульман узнает...
— Почему надо его арестовать?
— У него есть оружие.
— Но в ваших материалах такого документа нет. Откуда это известно?
— Это заявление художницы Инги Келлер.
Комиссар взял из рук Эриха Вальтера заявление, внимательно его прочитал. — Что же, это хорошая улика. Но арестовывать Кульмана мы пока все-таки не будем. Успеем.
И вот позади остался весь ужас, вся нелепость этих дней. Лиза вернулась в Шварценфельз, вернулась, несмотря на страх перед полицией. Да, она боялась их — парней в синих мундирах. Но отвращение, которое вызвал в ней Вилли, этот умный и внешне привлекательный подлец, было сильнее даже ее панического страха перед полицией. Правда, Гетлин говорил, что полиции она не нужна, иначе ее арестовали бы вместе с Максом, но после случившегося каждое слово Вилли, как бы правдиво оно ни было, казалось ложью. Как он смел? Негодяй.
12
Уистити — специальный инструмент для открытия двери, если изнутри скважины оставлен ключ.