Вилли остался один. Снизу, из зала, доносились мелодии джаза. Потягивая коньяк, Гетлин размышлял.
Да, Боб заметно переменился к нему с зимней поры. Видно, Гетлин ему здорово нужен.
Что-то назревает, что-то надвигается. Это ясно.
Еще в феврале американские офицеры проверяли все подходы к границе восточного сектора Берлина. Специальные инспекторы лазили по складам с продовольствием — учитывали запасы. А вчера в Берлин прилетел главный американский стратег — сам министр обороны Вильсон.
Да, что-то должно случиться.
Но когда? И каков масштаб? Может, Боб что-нибудь скажет?
Откинув портьеру, в кабину вошел официант. Гетлин бросил на стол бумажку, встал.
Выпил он не меньше Кульмана, но внешне это никак не проявлялось — он умел держать себя в руках.
Глядя на сидящего в кресле шефа, Вилли принялся гадать, что тот сейчас сделает: погладит волосы у виска или притронется к усам? Если погладит волосы, то провал резидентуры воспримет спокойно, если усы... Боб, глядя в темное окно, медленно провел ладонью по волосам у виска, — Гетлин с облегчением вздохнул, как будто то, что он загадал, обязательно должно было исполниться.
— Каково ваше мнение о положении в русской зоне? — Боб наконец повернулся лицом к Гетлину.
— Ворчат.
— Правильно! И это ворчанье скоро перейдет в настоящий визг. Но нам надо, чтобы после визга началась драка. Мы их натравим друг на друга, а потом...
— Итак — труба играет сбор? Наконец-то!
— Вам не терпится? — Боб не ожидал от своего резидента такого порыва. Давно исчезли у Гетлина напористость и самоуверенность, все чаще стала проявляться боязнь рискованных операций и даже простых поездок в русскую зону. Но если он опять воспрянул духом — что же, пусть идет! Надо же кому-то лазить в огонь за каштанами.
— Какова готовность вашей резидентуры в Шварценфельзе, — я имею в виду готовность ко дню «икс»?
Гетлин внутренне сжался — ну, сейчас начнется! — и медленно ответил:
— Оружие в тайниках на вчерашний день было в порядке, но резидентуры в Шварценфельзе больше не существует. Кульман сегодня прибыл в Берлин, он единственный, кто уцелел. Хойзер и все остальные арестованы.
— Когда это стало известно?
— Кульман прибыл сегодня утром, я только что с ним говорил.
— Но я не спрашиваю, когда прибыл Кульман! Вы никогда не были гением, Гетлин, но не такой уж вы дурак, чтобы не понять, о чем я говорю. Разве после первых арестов никто не приехал к вам из Шварценфельза?
Глядя со злорадством, как бесится Боб, Гетлин думал: «Ну погоди, дай только управиться с красными. Я тебе припомню твою гениальность. Подумаешь — нашел из-за чего горланить, — из-за бывшего социал-демократа и пары сопляков!» А вслух спокойно и рассудительно доложил:
— На второй день после ареста Хойзера ко мне прибыла его жена. Она сообщила только об аресте мужа. Больше ей ничего не было известно. Я тут же отправил ее обратно с поручением к Кульману...
— Где сейчас фрау Хойзер?
— Видимо, дома, в Шварценфельзе.
— Поручение к Кульману было в письменном виде?
— Да, записка.
— Чтоб тебя черт побрал! — выругался Боб. — А если у нее найдут эту записку? Ведь вы имели чин майора, — как понять такую глупость?
«И это я тебе припомню...» Гетлин, чуть прищурив глаза, с ненавистью посмотрел на сытого, полного американца. Потом все так же спокойно разъяснил.
— Предположим, — хотя это исключается, — предположим, что Лиза Хойзер сама пойдет в полицию и передаст мою записку. Кроме совета Кульману бежать немедленно из Шварценфельза, там ничего нет, — а Кульман уже здесь.
— Допустим. Куда вы определили его?
— В РИАС. Пусть побудет там в лагере до поры до времени. Потом он пригодится.
— Согласен. И велите ему подобрать человек десять из тех, что с ним в лагере.
— Этого я не хотел бы. Людей я подберу сам.
— Как угодно. На этом закончим.
— Да, но у меня есть вопрос — такой, знаете, — необычный.
— А именно?
— Вот вы любите пословицы. А есть в английском языке такая поговорка — в гостях хорошо, а дома лучше? — И с самым невинным видом уставился на Боба в ожидании ответа.
— Да, есть, у нас говорят: East or West — home is best, — тут только до Боба дошел смысл поговорки. Чувствуя, что краснеет от унижения. Боб глядел в деланно-наивные глаза эсэсовца.
«Наглец! Что это за намеки? Ну, я тебе покажу после дня «икс».
И этот допрос можно было считать вполне успешным. Хойзер рассказал о своей связи с «Восточным бюро», фактически являвшимся шпионским центром, о чем раньше умалчивал. Эрих Вальтер был доволен, но домой, несмотря на позднее время, идти не собирался — он готовился к завтрашнему допросу.