— Эрих, а ты не думаешь, что твоя будущая жена через месяц начнет подыскивать себе дружка, если ты изо дня в день будешь являться домой затемно?
— Фелльнер, я тебя очень прошу никогда не шутить на эту тему.
Фелльнер, вставая из-за машинки, рассмеялся:
— Ого, как торжественно. А на свадьбу ты меня позовешь?
— Пока что свадьбы не предвидится.— Эрих, не поднимая головы, листал тетрадь с материалами.
— Что же мешает бедным влюбленным соединиться навечно?
— Я же просил тебя бросить эти шутки.
— Ну, ладно, ладно, романтик. Я бы на твоем месте...
Эрих, не закрывая тетради, бросил на нее карандаш и встал:
— Да уж ты бы... Слушай, я давно хотел тебя спросить,— ты был на фронте?
— Ну да, танкистом, у Роммеля в Африке.
Эрих свистнул:
— Вон тебя куда занесло. А на восточном фронте?
— Тоже был, но я там и дня не провел.
— Как же так?
— Да уж так вышло. Когда русские в нюне сорок четвертого прорвались в Белоруссии, нас срочно перебросили из Африки туда. Так спешно, что даже танки перекрасить не успели — представляешь, наши стальные коробки грязного желтого цвета на ярко-зеленом фоне белорусских топей? Ну вот, и в первый же день наш танк пошел в разведку — русские с ходу перебрались через Друть — есть там такая река, вроде нашей Заале. А там кругом болота, и мы засели. Командир танка у меня был хороший парень, мы с ним давно сдружились, хоть он и был старше чином. Он тоже из Рура. И до тридцать третьего, как и я, пионером был. В общем — сам понимаешь: нам раздумывать не о чем было. А вот стрелок у нас сволочной попался — его только-только прислали взамен старого, тот от африканского солнца одурел. Этот новый такой ярый наци оказался, куда против него годился сам Адольф. Он как раз и говорит — надо снять с танка пулемет и пробираться к своим. Я говорю — или тебе война не надоела? Ну, понимаешь, хотел с ним по-хорошему. А он, сопляк этакий, выхватывает вдруг пистолет и на меня. «С изменниками, — кричит, — надо, как с бешеной собакой: бить!» — И глаза у самого побелели, слюной брызжет. Но я-то этого не ожидал, и был бы мне тут конец, если бы не командир танка. Он как прыгнет сверху на мальчишку, так они в грязь и кувыркнулись. — Фелльнер изобразил руками, как они катились в грязь. Потом, помолчав, добавил: — Тут я подскочил, ну и... В общем, ушли мы не на запад, а на восток...
— И как тебе в плену пришлось? — Эрих, раньше несколько раз пытавшийся расспросить друга, решил не упускать такой случай. Еще бы, Фелльнер разговорился!
— Как сказать... Не рай, конечно. Но, по совести говоря, — разве могли русские каждому из нас в душу заглянуть? Почему мне должны были верить больше, чем остальным? Да и мне самому этого не надо было. Я — как все: работал, спал в бараке. Кормили нас хоть и не жареными гусями с яблоками да портвейна с рислингом нам хоть и не давали, но с голоду никто не умер, можешь поверить.
— А население как?
Фелльнер задумчиво погладил волосы на затылке.
— А что население? — Русские — народ на редкость добродушный. Я-то сам хоть им плохого ничего не сделал, но что им наша война принесла — сказать просто невозможно. Я до сорок седьмого в Воронеже работал — уж на что Шварценфельз в Старом городе побит — а там вообще одни холмы из битого кирпича. В глаза русским, конечно, стыдно было смотреть.
...Прощаясь в подъезде Управления, Эрих задержал руку Фелльнера в своей:
— А на свадьбу я тебя приглашу. С женой, конечно.
— Ты думаешь, я в этом сомневался? Я же хоть и плохой, но все же друг. Меня интересует только дата.
— Не бойся — подарок купить успеешь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Просторный зал американского клуба был залит светом. Заполнившие его шумной толпой молодые люди щеголяли замысловатыми прическами, пестрыми галстуками с изображением скачущих ковбоев и голых женщин, и укороченными брючками, которые берлинцы презрительно окрестили «драй фиртель» — «три четверти».
— Хэлло, Карли! Что ты здесь делаешь? Твоя Барбара ждет тебя в постельке!
— Пусть подождет, потом крепче любить будет...
— Говорят, нам за это здорово заплатят?
— Да, ами денег не пожалеют, чтобы выбросить красных, и те из нас, кто вернется...
— Ерунда! Как только мы явимся, фопосы разбегутся, а русские не посмеют вмешиваться. Мы им зададим перцу! Так, что ты...