Жаль, но о себе я того же самого сказать не могу.
Анна-Ли, конечно же, не могла сделать так, чтобы меня убили, поскольку я ей не принадлежу. Но у нее была возможность подать в суд на моих родителей, которые, с ее точки зрения, позволили программному обеспечению, принадлежащему им, помешать ей отомстить программному обеспечению, принадлежавшему ей.
Анна-Ли, конечно же, вышла из себя в ту же секунду, как обо всем узнала, — а произошло это почти что сразу, ведь Дженис, выпив в честь праздника четвертый или пятый бокал, украшенный зонтиком, тут же послала ей по радиосвязи небольшое насмешливое сообщение.
Получила от Дженис послание и я: «Могла бы, по крайней мере, сделать мне рыжие волосы».
Ее волосы. Иногда я сама не понимаю, зачем в это ввязалась.
Вся эта история имела неожиданный побочный эффект: все мы стали знаменитыми. Оказалось, что возник беспрецедентный с правовой точки зрения случай, вызвавший большой интерес общественности, кроме того, в деле участвовали яркие личности. Средства массовой информации сделали звездами и Дженис, и меня, и Анну-Ли.
Анна-Ли ничего не выиграла от этой славы. У нее был слишком негибкий образ мышления, не позволявший ей выдержать то пристальное внимание и расспросы, с которыми приходится иметь дело любому известному деятелю. Столкнувшись с критическим отношением, она тут же потеряла над собой контроль. Одного из ведущих журналистов, который брал у нее интервью, она обозвала таким словом, которое я не стану повторять, поскольку вам, доктор Сэм, это не понравилось бы.
Какими бы ни были конкретные обстоятельства данного дела, при виде Анны-Ли, вопившей, что я лишила ее возможности реализовать ее неотъемлемое право — убить собственную дочь, мало кто решил встать на ее сторону. В конце концов представители Пяти Принципов поняли, что ее поведение бросает тень на их организацию, и Анну-Ли сменил официальный представитель движения, который старался не говорить лишнего.
Дженис тоже выступала с заявлениями, но не так часто, как ей хотелось бы, поскольку она находилась под домашним арестом за прибытие на Землю без визы и без внесения иммиграционной пошлины. Полицейские явились, пока она еще отсыпалась после всех выпитых ею коктейлей с зонтиками. Возможно, ей повезло, что ей особенно не позволили говорить, поскольку если бы она начала толкать свои напыщенные речи, то интерес к ней остыл бы так же быстро, как к Анне-Ли.
Было предписано депортировать Дженис обратно на Цереру, но перевозку настоящего человека, прошедшего инкарнацию, организовать намного сложнее, чем затереть лазером симуляцию, так что ей нужно было дождаться корабля, приспособленного для перевозки пассажиров, а он мог прибыть и через несколько месяцев.
Она сказала, что может взять управление кораблем на себя, поскольку у нее была соответствующая подготовка, но ее предложение не приняли.
Диссертацию Дженис прочитали многие из тех, кто в ином случае и не узнал бы о существовании этой работы. А в обсуждении приняли участие миллионы как читавших, так и нечитавших. Некоторые говорили, что Дженис права, а другие — что Дженис в основном права, но преувеличивает. Были и те, кто считал, что проблемы в действительности не существует и что она носит исключительно статистический характер.
Были и те, кто считал, что проблема связана исключительно с программным обеспечением и что система будет работать хорошо, если симуляции станут в большей степени похожи на реальность. Мне пришлось высказать несогласие, поскольку мне кажется, что симуляции и без того похожи на реальность, но лишь для некоторых людей.
Проблема состоит в том, что люди воспринимают реальность несколько по-разному даже в том случае, когда сами они являются компьютерными программами. Программист может, приложив большие усилия, создать искусственную реальность, точно отражающую его собственное восприятие реальности, но для другого человека такой точности уже не будет, и соответствие окажется лишь приблизительным. Получается то же самое, как если бы все стали примерять себе на руку перчатку одного и того же размера.
Наконец, работу прочитал кто-то из университета Аделаиды, и Дженис предложили должность профессора на факультете социологии. Она согласилась, и ее выпустили из-под домашнего ареста.
«Бедная Австралия», — подумалось мне.
Мне часто приходилось выходить на видеосвязь. Я использовала все ту же аватару маленькой девочки и часто хлопала своими большими глазами. Я по-прежнему носила синюю одежду, в знак траура по Фрицу.
Почему, спрашивали меня, я стала что-то делать, чтобы спасти Дженис?
— Потому что мы — отряд, и нам полагается помогать друг другу.
Что я думаю об Анне-Ли?
— Я не понимаю, почему она жалуется. Я же сделала так, что Дженис теперь — уже не ее проблема.
А не был ли твой поступок кражей?
— Освобождение раба кражей не является.
И так далее. За все эти годы я натренировалась вести такого рода разговоры с родителями, и мое умение не пропало даром. Сотни отрядов, в полном составе, подписали петиции о том, чтобы дело было прекращено. Многие взрослые сделали то же самое.
Надеюсь, что это поможет, но судье, рассматривающему дело, полагается прислушиваться только к закону, а не к общественному мнению.
И все забывают, что судить будут не меня, а моих родителей, за то, что они позволили своему программному обеспечению украсть программное обеспечение Анны-Ли. И конечно же, я, а таким образом, и они, несомненно, виновны, поэтому моих родителей почти наверняка оштрафуют, и им придется расплатиться и деньгами, и баллами за гражданскую деятельность.
Меня это огорчает, а родителей, похоже, нет.
Как бы то ни было, судье придется принять достаточно интересное решение, касающееся того, каким образом оценить программное обеспечение, которое его владелец откровенно намеревался уничтожить.
Не знаю, доведется ли мне снова побывать на Земле. Я не могу занять свое место в городе Пиза, поскольку не прошла инкарнацию, и не знаю, сделают ли мне такое предложение еще раз.
Но, как бы все ни обернулось, Фриц так и останется обнуленным. И я по-прежнему ношу синее.
У меня больше нет подработки. Дейн со мной не разговаривает, поскольку получил выговор от начальства, и его подозревают в том, что он был моим соучастником. И даже те, кто мне сочувствует, стараются держать меня подальше от своих компьютеров.
И даже если мне удастся где-нибудь найти работу, я не могу получить инкарнацию до окончания судебного разбирательства.
Мне кажется, что единственный, кто остался безнаказанным, это Дженис. Как обычно.
Так что сейчас главная моя проблема — скука. Четырнадцать лет я провела в жестких рамках программы, предназначенной для того, чтобы наполнить мое время благоразумной, развивающей интеллект деятельностью, а теперь все это позади.
А заняться чем-нибудь неблагоразумным у меня нет возможности до тех самых пор, пока я не пройду инкарнацию.
«Всякий либо является бездельником, либо надеется им стать».
Спасибо, доктор Сэм.
Я предпочитаю занимать свое время созданием картин. Возможно, их удастся продать и я смогу заплатить налог за поселение на Земле.
Я называю эту серию «Доктор Джонсон». Сэмюэл Джонсон на Марсе. Сэмюэл Джонсон посещает Нептун. Сэмюэл Джонсон с усмешкой разглядывает ледник Томаско. Сэмюэл Джонсон среди астероидов.
У меня еще много замыслов в таком духе.
Надеюсь, доктор Сэм, вы это одобрите.