— Я полицейский! — прокричал Роскани.
Он мог только догадываться, находятся швейцарцы в прямом подчинении у Фарела или нет, но хотел бы надеяться на то, что они действуют не заодно с «черными костюмами».
— Я полицейский!
— Руки! Руки вверх!
Роскани вздохнул и медленно поднял руки. Через секунду «беретту» вырвали из его левой руки. А потом он услышал, как один из гвардейцев говорит по рации.
— Ambulanza![46] — настойчиво требовал швейцарец. — Ambulanza!
* * *Томас Добряк захлопнул за ними входную дверь, и они внезапно очутились в просторном помещении с мраморными стенами и полами, которое в былые времена служило для римских пап воротами в большой мир. В находившиеся высоко под потолком узкие окна вливался дневной свет, образуя отчетливые, словно от театральных софитов, лучи, ложившиеся в середине зала на пол. За нижними окнами, выходившими в сторону путей, было мрачно и серо, и вообще в зале было темновато и прохладно. И почти не ощущалось дыма, хотя вряд ли это имело сейчас какое-то значение.
— Итак, — Добряк выпустил Елену и шагнул в сторону, глядя на Гарри, — ваш брат должен был прийти к этому поезду. Раз поезд здесь, значит, и он еще может явиться.
Гарри медленно осматривал Добряка, как будто пытался отыскать его самые уязвимые точки. А потом за спиной убийцы он разглядел открытую дверь, за которой вдруг мелькнула белая рубашка. Беда была в том, что ему не удалось это скрыть.
— Ну? — резко бросил Добряк. — А что, если ваш отец Дэниел уже здесь… — Он вдруг повысил голос: — Эй, вы, там, выходите!
Никакой реакции не последовало. Адрианна медленно переместилась, на шаг приблизившись к Добряку. Гарри бросил на нее удивленный взгляд, не понимая, что она делает. Журналистка чуть заметно качнула головой.
— Выходите! — прикрикнул Добряк. — А не то я сам войду!
Еще секунду-другую ничего не происходило, а потом появилась снежно-белая от седины голова. Дежурный по станции вышел из своего оказавшегося столь ненадежным убежища. Белая рубашка, черные брюки. Уже под семьдесят. Добряк жестом приказал ему подойти. Рабочий медленно приблизился. Испуганно, растерянно, покорно.
— Кто там есть еще?
— Никого…
— Кто открывал ворота?
Железнодорожник молча поднял руку и ткнул себя пальцем в грудь.
Гарри заметил, как Добряк смерил взглядом фигуру старика, и понял, что он собрался стрелять.
— Не надо!
Добряк взглянул на него.
— Где ваш брат?
— Прошу, не убивайте его…
— Где ваш брат?
— Не знаю… — прошептал Гарри.
Добряк усмехнулся половиной рта, его палец надавил на курок, в помещении раздался грохот, похожий на чуть приглушенный звук работающего строительного перфоратора.
Елена, глазами, полными ужаса, уставилась на старого железнодорожника, белая рубашка которого мгновенно окрасилась алым. Он еще мгновение держался на ногах, потом качнулся назад и боком рухнул на пороге своей комнаты.
Гарри схватил Елену за руку и резко дернул к себе, пытаясь заслонить от ужасного зрелища.
Адрианна опять шевельнулась и придвинулась к Томасу Добряку еще на шаг.
— Вам нужен мой брат. Ладно, я выдам его вам, — резко бросил Гарри.
У него не оставалось сомнений в том, что Томас Добряк совершенно безумен, и если Дэнни действительно появится здесь, то он расправится со всеми одним движением пальца.
— Где он? — Томас Добряк быстрым движением сменил магазин у автомата.
— Снаружи… около ворот. Поезд должен был остановиться и подобрать его…
— Врете.
— Нет.
— Врете. Ворота раздвигаются, а не распахиваются. Там нет никаких укрытий. Негде спрятаться.
В этот момент Добряк сообразил, что Адрианна стоит гораздо ближе к нему, чем вначале.
— Осторожно… — предупредил ее Гарри.
— Что это вы делаете? — осведомился Добряк.
— Ничего…
Она сделала еще один, совсем короткий шажок. Глядя при этом в глаза Добряку.
— Адрианна, не надо… — выговорил Гарри.
Адрианна остановилась. Ее отделяло от Добряка футов пять, не больше.
— Это вы убили кардинала-викария Рима?
— Да.
— И за последние пять минут убили еще четверых человек?..
— Да.
— И когда найдете отца Дэниела, прикончите его… а потом нас?..
— Возможно…
Томас Добряк широко улыбнулся, Гарри понял, что все происходящее доставляет ему огромное удовольствие.
— Но скажите, — вдруг требовательно спросила Адрианна, — какое отношение все это имеет к событиям в Ватикане и отравлению озер в Китае?
Гарри уставился на нее, пытаясь понять, что же она делает. Почему она пристает к Добряку с этими вопросами, когда у того в руках автомат, и какой смысл это может для нее иметь?
Потом до него дошло. В ту же самую секунду, что и до Добряка.
— А-а, вы все это снимаете, вот оно что… Ходите со скрытой камерой и фиксируете все происходящее…
Добряк почти добродушно улыбнулся, очевидно, довольный своей собственной проницательностью. Адрианна тоже улыбнулась.
— Почему бы вам не ответить на мой вопрос? А потом мы могли бы подробно обсу…
Дальнейшее свершилось в доли секунды. Томас Добряк вскинул автомат. Вновь раздался звук работающего перфоратора. На лице Адрианны вдруг появилось выражение безмерного удивления. Она пошатнулась и упала навзничь.
Елена отвернулась от Гарри, ее сковал ужас. Но Томас Добряк не видел этого движения. Он был полностью поглощен тем, чем занимался. Гарри заметил, как у него вздулись вены на лбу и шее. Он шагнул вперед и остановился над трупом Адрианны. И принялся стрелять в мертвую женщину, теперь уже не очередями, а одиночными выстрелами. Потом присел на корточки, широко улыбнулся и выстрелил еще и еще раз; глядя на него, можно было подумать, что он занимается с ней любовью.
Все произошло слишком быстро. Слишком жестоко, слишком противоестественно. У Гарри совершенно не было времени что-либо сделать. Теперь они остались втроем. Он, Елена и Томас Добряк. Посреди совершенно пустого огромного зала. Без всякой мебели. Бежать некуда. И укрыться негде.
Тогда Гарри шагнул. Прямо к Добряку. Тот увидел, повернулся и вскинул автомат.
— ГАРРИ!
Совершенно неожиданно для всех по пустому вокзалу гулким эхом раскатился голос Дэнни.
Гарри обмер.
И Добряк тоже, лишь глаза его метались в орбитах, осматривая пустое помещение.
Гарри резко двинулся в сторону и оказался на одной линии между Добряком, Еленой и дверью, находившейся у нее за спиной.
— Елена, уходи оттуда! Быстро! — приказал Гарри, впившись взглядом в зрачки Добряка.
Елена медленно, словно неохотно, повернулась.
— Уходи!!!
И она сорвалась с места. Кинулась к двери. За мгновение она пересекла половину зала и выскочила наружу.
— Томас Добряк! — так же звучно прозвучал голос Дэнни. — Отпусти моего брата!
Добряк крепко стискивал рукоять автомата в ладони. Его взгляд продолжал шарить по залу. Темный угол, светлые пятна посреди пола, другой темный угол…
— Добряк, она ушла. Тебе все равно крышка. Если убьешь моего брата, ничего не выиграешь. Ведь тебе нужен я.
— Покажись!
— Сначала отпусти его.
— Считаю до трех, святой отец. А потом начну крошить его на фарш. Раз…
Через окно Гарри видел, как Елена карабкалась по лесенке в кабину тепловоза. И, невзирая на всю безысходность своего положения, подивился, что могло ей там понадобиться.
— Два…
Внезапно ватиканские сады огласили частые короткие свистки тепловоза. Добряк, как будто не заметив этого шума, направил дуло автомата на колени Гарри.
— Дэнни! — выкрикнул Гарри. — Какое слово? Какое слово?
Он вновь посмотрел в глаза Томасу Добряку.
— Я знаю брата лучше, чем ему кажется, — сказал он таким тоном, будто разговаривал с добрым знакомым. — Ну что, Дэнни? Слово! — Он повысил голос, и звуки разнеслись по пустому помещению, дробясь каменными стенами на тысячекратное короткое эхо.