142
Геркулес притаился за зубцами древней крепостной стены, примыкавшей к башне Святого Иоанна. Он находился справа от башни и футов на двадцать ниже ее круглой черепичной крыши.
Почти три часа он пробирался туда по дальней стороне стены, перехватываясь руками, скрываясь в длинных утренних тенях. Но в конце концов все же выбрался на вершину и дополз туда, где находился сейчас. И не важно, что приходилось сидеть в очень неудобной позе и терпеть жажду, он был именно там, куда намечал добраться и где ему следовало быть по плану.
Внизу он видел двух фареловских людей в черных костюмах, укрывшихся в кустах неподалеку от входа в башню. Еще двое спрятались за высокой живой изгородью возле узенькой подъездной дорожки. Главный вход, находившийся прямо под ним, похоже, никто не охранял. Сколько народу в черных костюмах укрылось в башне, он никак не мог узнать. Один, двое, два десятка, ни одного? Было ясно лишь, что Дэнни не ошибся в своем предположении: «черные костюмы» будут держаться поодаль и не на виду, словно пауки, рассчитывающие, что добыча, ничего не подозревая, наткнется на их сеть и запутается в ней.
Дэнни! Геркулес ухмыльнулся. Ему нравилось называть священника только по имени, подобно мистеру Гарри. От этого он ощущал себя почти членом семьи, человеком, который находится в своем кругу. А теперь, по крайней мере сегодня, он считал, что так оно и есть. Насколько же это было важно! Уродливый, но крепкий карлик, брошенный родителями вскоре после рождения, привыкший идти по жизни своим собственным путем, принимать ее такой, какая она есть, и упорно отказывавшийся признавать себя ее жертвой, неожиданно открыл в себе страстное стремление обрести людей, среди которых он был бы своим. Чувство изумило его, потому что стремление и боль оказались куда более сильными, чем он мог себе представить. В результате Геркулес сделал открытие: он человек в гораздо большей степени, чем привык считать, и не важно, как он выглядит. Гарри и Дэнни включили его в свой круг, потому что им требовалось то, на что он был способен, но это само по себе дало ему почетную цель и позволило чуть ли не впервые в жизни испытать чувство собственного достоинства. Они доверили ему и свои собственные жизни, и жизнь Елены, и жизнь кардинала церкви. Что бы ни случилось, чего бы ему это ни стоило — он их не подведет.
Прищурившись от яркого солнечного света, он посмотрел сверху на ведущую к Ватиканскому железнодорожному вокзалу узкую дорожку, по которой им нужно будет пройти через некоторое время. Почти напротив, за теми кустами, в которых затаилась вторая группа «черных костюмов», виднелась посадочная площадка папской вертолетной станции. С другой стороны, справа, за деревьями, высилась вторая башня — радиостанция Ватикана. Он посмотрел на часы.
Дэнни с Еленой вошли через главный вход Ватиканских музеев в компании трех других прибывших автобусом вместе с ними пар, каждая из которых состояла из инвалида в кресле и везущего его человека. Пенсионного возраста супружеская чета: мужчина в бейсболке с эмблемой «Лос-Анджелес доджерс», поглядывавший на Дэнни в бейсболке «Нью-Йорк янкиз» с таким видом, что нельзя было понять — или он узнал соседа, или ему осточертели музеи и не терпелось поболтать о бейсболе, и катившая кресло его пухлая, приятно улыбавшаяся жена; отец с сыном лет двенадцати с ортопедическими аппаратами на ногах, по-видимому, французы; женщина средних лет, везущая седовласую старушку, вероятно, свою мать, хотя наверняка сказать было трудно — слишком уж грубо разговаривала старушка со своей спутницей; эти были, возможно, англичанами.
Выстроившись в очередь, они приобрели билеты, после чего им предложили подождать лифт, который доставит их на второй этаж.
— Встань здесь. Ближе к двери, — рявкала седая англичанка на свою дочь. — Почему ты так оделась? Знаешь ведь, что я эти твои тряпки терпеть не могу!
Елена поправила сумку, висевшую у нее на плече, взглянув при этом на такую же сумку Дэнни. У них обоих были черные, без всяких надписей, нейлоновые сумки для видеокамер — такие носили многие туристы, — но вместо камер, кассет и батареек там лежали сигареты, спички, туго свернутые тряпки, пропитанные смесью рома и масла и упакованные в пластиковые пакетики, и четыре бутылки из-под пива «моретти», по две в каждой сумке, заткнутые фитилями и содержащие ту же самую горючую смесь.
Послышался мягкий, но отчетливый звонок, зажегся свет, и двери лифта раскрылись. Инвалиды подождали, пока из кабины вышли несколько человек, и въехали внутрь во главе с седой женщиной.
— Мы первые, если вы не возражаете.
Так и получилось; по стечению обстоятельств Елена и Дэнни вошли последними, заставив остальных потесниться, и двери закрылись за их спинами. Будь они первыми или хотя бы вторыми или третьими, у них, как и у их попутчиков, была бы возможность развернуться, и тогда Дэнни, вероятнее всего, увидел бы Итона и Адрианну. Увидел бы, как Итон отвернулся от окошка кассы и бросил внимательный взгляд в закрывающуюся кабину лифта.
143
Гарри медленно вошел в базилику, держась вплотную к группе канадских туристов, и остановился вместе с ними перед микеланджеловской «Пьетой» — вдохновенным изваянием Мадонны, оплакивающей мертвого Христа. Там он отделился от канадцев и перешел в средний неф; с праздным видом оглядывая внутреннее убранство высоченного храма, он в конце концов дошел до великолепных произведений Бернини — бронзового балдахина и находящегося за ним папского алтаря.
Оттуда он, следуя указаниям Дэнни, двинулся дальше.
Свернув вправо, он миновал ряд деревянных исповедален, мельком оглядел изваяния архангела Михаила и святой Петрониллы и оказался возле монумента Папе Клименту XIII. Рядом обнаружился нужный Гарри выступ стены. Свернув за него, будто случайно, Гарри увидел драпировку, за которой на первый взгляд должна была находиться сплошная стена.
Оглянувшись и никого не увидев, он быстро раздвинул занавески и оказался в узком коридоре, в конце которого находилась дверь. Гарри открыл ее, спустился по невысокой лестнице и, выйдя через следующую дверь, прищурился от яркого света, заливавшего ватиканские сады.
Елена открыла дверь аварийного выхода и, аккуратно придерживая ее ногой, наклеила на язычок полоску скотча, чтобы замок не смог защелкнуться за ее спиной.
Убедившись, что неприятного сюрприза не случится, она вышла наружу, аккуратно прикрыв дверь за собой. И пошла прочь от здания, искоса поглядывая на его второй этаж, который только что покинула, оставив Дэнни у дверей мужской комнаты у входа в Сикстинскую капеллу — туда ей предстояло вернуться через несколько минут.
Держа на плече сумку, в которой, как решил бы любой турист, находилась видеокамера, Елена быстро пересекла небольшой дворик и оказалась в точке, куда выходило несколько аллей, пересекающих ухоженные газоны и окаймленных причудливо подстриженными живыми изгородями, — это был один из многочисленных входов в Ватиканские сады. Направо уходила то разделяющаяся, то вновь сходящаяся лестница, ведущая наверх, к фонтану Таинств.
Быстро, но осторожно Елена направилась туда, то и дело оглядываясь по сторонам, как будто не была уверена в том, куда ей следует идти, и помня, что, если ее остановят, нужно будет невинно заявить, что она ошиблась в музее дверью и заблудилась.