— В Китае? — Роскани тряхнул головой, как будто отгоняя непрошеную мысль. — Вы имеете в виду эту страшную эпидемию?
— Да.
— Но какое отношение она может иметь к тому, что происходит у нас?
К этому вопросу Гарри был готов с самого начала. Несмотря на то что Дэнни всей душой любил Марчиано и готов был положить за него жизнь, было безумием надеяться, что втроем — он, Дэнни и Елена — они смогут освободить кардинала. А вот если к этому делу подключится Роскани, у них появится шанс. И к тому же если отбросить любовь, братские чувства и прочие высокие материи, дело было еще и в том, что лишь показания кардинала Марчиано могли помочь снять обвинения с Дэнни, Елены и его самого. Потому-то Гарри решил пойти на такой большой риск и позвонил Роскани, а потом пришел на станцию.
— Учтите, ispettore capo, все, что я говорю, это лишь показания с чужих слов, не имеющие никакой доказательной силы. И мой брат, будучи священником, тоже не сможет ничего рассказать. А вот Марчиано известно все…
Роскани резко откинулся на спинку сиденья и вынул из кармана смятую сигаретную пачку.
— По-вашему получается, что мы попросим кардинала Марчиано, он расскажет нам то, о чем прежде говорил только на исповеди, и все сразу разрешится…
— Не исключено, — отозвался Гарри. — Сейчас его положение совсем не такое, как тогда.
— Вы говорите от его имени? — быстро спросил Роскани. — Вы уверены, что он будет говорить с нами? Что он назовет имена и сообщит факты?
— Нет, я говорю вовсе не от его имени. Я говорю только о том, что ему известно то, чего не знаем мы. И не узнаем, если не вытащим его оттуда и не предоставим ему возможность рассказать обо всем.
Роскани вновь откинулся на спинку. Его одежда была измята, лицо покрыто отросшей щетиной. Он был еще далеко не старым человеком, но сейчас выглядел очень усталым и казался Гарри старше, чем при первой встрече.
— Gruppo Cardinale подняла на ваши поиски полицию по всей стране, — задумчиво сказал он. — Ваши фотографии были во всех газетах, на всех телеэкранах. За вас была назначена очень внушительная награда. Так каким же образом вы смогли добраться от Рима до Комо… и вернуться обратно?
— В этой самой одежде, что на мне сейчас, — одежде священника. В вашей стране очень уважают священнослужителей. Особенно католических.
— Вам помогали?
— Да, несколько человек отнеслись к нам доброжелательно…
Роскани посмотрел на помятую сигаретную пачку, которую давно уже держал в руке, медленно смял ее и изо всей силы сдавил в кулаке.
— Позвольте, я скажу вам правду, мистер Аддисон… Все вещественные доказательства говорят против вас и вашего брата. Даже если я скажу, что верю вам, кто еще со мной согласится? — Он ткнул сжатым кулаком вперед. — Скала? Или Кастеллетти? Или итальянский суд? Или ватиканские министры?
Гарри задержал взгляд на лице полицейского, понимая, что, если он отведет глаза в сторону, это будет воспринято как неискренность.
— А теперь, Роскани, позвольте, я скажу правду вам. Кое-что такое, что знаю только я, потому что там… В тот день, когда погиб Пио, Фарел позвонил мне в отель и предложил, вернее, приказал куда-то поехать. Его водитель отвез меня за город, в тот район, где взорвался автобус. Пио приехал туда раньше нас. Там ребятишки нашли побывавший в огне пистолет. Фарел захотел, чтобы я посмотрел на него. Намекал, что он принадлежал моему брату. Как я понял, это была попытка со стороны Фарела надавить на меня, чтобы я сказал, где находится Дэнни… Только вот в то время я даже не знал, жив ли он, а уж о том, где он мог находиться…
— И где же этот пистолет? — осведомился Роскани.
— А он не у вас? — удивился Гарри.
— Нет.
— Он лежал в пластиковом пакете в сумке, которая находилась в багажнике машины Пио…
Роскани ничего не сказал. Он сидел неподвижно, глядя на своего собеседника без всякого выражения. Но его мысль напряженно работала. Да, это, вероятнее всего, было правдой. Откуда мог Гарри Аддисон вообще узнать о пистолете, если не был на месте? И его удивление, когда он узнал, что полиция не получила пистолет, было вполне естественным. И все остальное, о чем он говорил, очень хорошо сопрягалось с собственной версией Роскани — от пропавшего пистолета до интриги, разворачивающейся на высших уровнях ватиканской иерархии.
Услышанное так же хорошо объясняло, почему столь многие укрывали отца Дэниела, заботились о нем, помогали ему и беззастенчиво лгали полиции: потому что об этом попросил кардинал Марчиано.
Марчиано обладал громадным влиянием. Парень из тосканской деревни, принадлежащий к роду, глубоко уходящему корнями в итальянскую землю, человек из народа, которого любили и почитали как священника задолго до того, как он поднялся на головокружительную высоту в церковной иерархии. И потому, если такой человек попросит помощи, ее тут же окажут, не задав ни единого вопроса; причем об этом никто никогда не узнает.
А Палестрина, злой гений всех этих событий, каким-то непонятным образом причастный к массовой гибели людей в Китае, является видной фигурой во всемирной дипломатии и, несомненно, может обладать знакомствами, позволяющими наладить связь с международными преступниками и террористами, такими как Томас Добряк.
Помимо всего прочего, кардинал Марчиано контролирует финансовые потоки, исходящие из Ватикана, то есть мощную финансовую базу, которая должна понадобиться Палестрине, если он действительно вынашивает какие-то грандиозные планы.
Гарри понимал, что Роскани обдумывает рассказанное им и решает, можно ли ему верить. И знал, что закрепить успех, окончательно привлечь детектива на свою сторону он сможет, лишь если сообщит ему еще что-то важное.
— Священник, работавший у кардинала Марчиано, приезжал в Лугано, где мы скрывались, — сказал Гарри, продолжая смотреть Роскани прямо в глаза, — и попросил моего брата вернуться в Рим. Он поступил так, потому что кардинал Палестрина грозил убить Марчиано, если тот откажется. Так что он приехал и рассказал нам, что происходит. Он арендовал «мерседес», добыл для него ватиканский номер и приготовил место, где мы сможем скрываться, когда вернемся в Рим… Этим утром я ходил к нему домой. Он мертв. Кисть левой руки отрезана… Я чертовски перепугался и сразу удрал. Я дам вам адрес, и вы…
— Мистер Аддисон, мы знаем, с какими номерами ехала ваша машина, и об отце Бардони тоже знаем, — перебил его Роскани.
— Что вы знаете? — еще резче возразил ему Гарри. — Знаете, что именно отец Бардони разыскал моего брата в том аду, который творился в больницах после взрыва автобуса, и умудрился вывезти оттуда? Отыскал и отвез на своей машине к знакомому врачу в пригород Рима; там брат и находился до тех пор, пока Бардони не организовал его перевозку в пескарскую больницу и не нашел людей, которые должны были его охранять там? Это вам известно, ispettore capo? — Гарри некоторое время смотрел на Роскани, давая ему возможность обдумать свои слова, а потом добавил более спокойным тоном: — Обо всем остальном я тоже говорю вам чистую правду.
Кастеллетти повернул руль, и машина поехала по виале делл'Осеано Пасифико обратно, в сторону Тибра.
— Мистер Аддисон, вы знаете, кто убил отца Бардони? — спросил Роскани.
— Догадываюсь и думаю, что не ошибусь. Тот самый блондин, который пытался убить нас в пещере в Белладжио.
— Вам известно, кто он такой?
— Нет.
— Имя Томас Добряк вам что-нибудь говорит?
— Томас Добряк?! — Гарри показалось, что его с силой ударили кулаком по затылку.
— Похоже, вы знаете, кто это такой…
— Да, — выговорил Гарри.
Конечно, он знал. Это было все равно что сомневаться, знакомо ли ему имя Чарли Мэнсона, безумного хиппи, перебившего на вечеринке в Беверли-Хиллз чуть ли не десяток кинозвезд и звездочек. Томас Добряк не только был одним из самых разрекламированных через СМИ жестоких и неуловимых преступников современности; некоторые еще и воспринимали его сквозь романтическую завесу. «Некоторые» — имелся в виду Голливуд. Только за последние месяцы стартовали четыре крупных кино- и телепроекта, главным героем которых являлся как раз Томас Добряк. Гарри знал это доподлинно, поскольку участвовал в переговорах и составлении документов для двух из них — в одном случае по поводу привлечения режиссера, а во втором — актеров на главные роли.