Романов Виталий
День из непрожитого Лета
Виталий Евгеньевич Романов
День из непрожитого Лета
Мертвые камни беззвучно скользили по своим причудливым орбитам, разрезая тьму пылевых облаков. От ярких вспышек комет, временами расцвечивающих картину, не становилось уютнее. При ближайшем рассмотрении планетная система выглядела отвратительно, настолько отвратительно, что человек за штурвалом корабля бессильно уронил руки и устало откинулся в кресле, закрывая глаза.
На пульте возмущенно замигал малиновый огонек - бортовой компьютер отказывался понимать действия человека, который, бросив штурвал, не включил систему автоведения звездолета. Чуткий эл-мозг подождал некоторое время в ожидании разумных действий от пилота, а затем погасил тревожный сигнал. В память главной корабельной машины были впечатаны сотни примеров "неисправностей", которые могли оказаться у ее хозяина. Автомат взял управление на себя, и крейсер продолжил стремительный полет к выбранной человеком звезде.
Посидев неподвижно еще некоторое время, Хоус сумел восстановить душевное равновесие. "Надо собраться... Надо выдержать и это!" Он открыл глаза и привычно обежал взглядом управляющие панели ходовой рубки. Все было так, как и должно быть. Почти так, как должно быть. "Умница ты моя!" - сказал пилот вполголоса бортовой машине и вздохнул. А потом добавил для себя: "Вот он и пришел, тот самый РАЗ"...
Он всегда знал, где-то там, в глубине подсознания, что однажды везение оборвется. С тех пор, как техники испытательного полигона прозвали его Счастливчиком, он всегда напоминал себе, что однажды... Тут ведь дело не в огромном опыте, не в образовании, не в знаниях. Конечно, один из лучших тест-пилотов Дальней Разведки обязан находить выход из любых нештатных ситуаций.
Сколько раз он прямо на ходовых испытаниях устранял конструкторские недоработки и возникающие неполадки, сколько раз приводил корабли обратно к причалу, когда казалось, что остается одно - сдаться. Он возвращался домой, на старый космодром с выжженными дочерна бетонными плитами, устало вытирал пот со лба и слышал за спиной: "Счастливчик!" Далеки люди от совершенства, далеки от совершенства и машины. Он приводил корабли обратно, зная, что вновь слышит позывные Земли лишь потому, что с ним удача.
Человечество, поднимавшееся с колен, протягивало ладони к звездам. Так маленький ребенок с интересом тянется к огню, не зная еще, сколь грозно и опасно пламя. Огонь - не враг и не друг. Он живет сам по себе, но его силу можно использовать в своих целях. Неразумное, как ребенок, но по-детски любопытное людское племя протягивало руки к беспощадному костру Вселенной.
Красивую сказку Хоус придумал много лет назад, еще в те времена, когда не был тест-пилотом. Когда-то он начинал Круги Дальней Разведки, как все, с полета дублером. И вот тогда, в одном из первых рейсов, старый пилот, услышав эту сказку, заметил, что Хоусу просто доставляет удовольствие "обжигаться" - балансируя на грани между привычным миром и бездной. Бездной, что видна за дверью, которую так легко приоткрыть.
С годами люди стремились дальше и дальше. Новые миры ждали, манили призрачной близостью, доступностью. Звездный институт, разрабатывавший все более мощные корабли, нуждался в хороших специалистах, таких как Хоус. Закон прост: любой пилот Разведки должен сесть в кресло навигатора, не думая при этом о возможных неполадках и недоработках конструкции. У звездных исследователей другие задачи - новые миры, манящие и загадочные. Новое знание. Новый Огонь, жадный и нетерпеливый.
Когда-то Хоус был одним из разведчиков, но годы брали свое, и сейчас, пройдя все круги Дальнего Поиска, он уже не мог соревноваться с более молодыми пилотами. Хоус ни о чем не жалел, он любил свою работу и не променял бы ее ни на какую другую. В общем-то, как и для многих его коллег, это была не просто работа, но сам смысл его существования. Таким он был в юности - устремленным в неизведанное, таким оставался и сейчас, когда отставка уже маячила на горизонте...
Хоус взял штурвал в руки. Вереница разноцветных огней суматошно пробежала по пульту, он отстраненно зафиксировал ее какой-то незначительной частицей мозга, привычно анализируя информацию. Все было в порядке. Пилот продолжал решать непосильную задачу, которая еще более усложнилась после того, как он увидел звездную систему, к которой так стремился, - увидел не на экране локатора, не в виде математических расчетов бортового эл-мозга: внимательно рассмотрел ее на лобовом обзорном мониторе, глазами.
До этого момента проблема состояла в том, что Хоус не понимал до конца принцип действия маршевого двигателя своего звездолета. Машина "продавливала"
пространство, образуя в нем сквозное "окно", в которое проходил корабль.
Звездолет оказывался за десятки, а то и за сотни световых лет от того места, где он нырнул в "омут". На словах все получалось очень просто и красиво, а вот на деле физико-математическое обоснование эффекта было настолько сложно, что автор теории "прыжков" еще при жизни удостоился звания величайшего ученого XXII столетия.
Хоус не был ученым. Испытатель с большим опытом, с хорошим образованием, он мог делать анализ событий лишь на уровне пользователя. Его корабль создал "окно", совершил переход и вышел в расчетной точке. Но нечто произошло при этом не так, как виделось ученым. Хоус, в общих чертах, даже догадывался, что это было за "нечто": пространственно-временной туннель открылся неравномерно. Среда "треснула" при образовании прохода, "осколки" четырехмерного континуума, образовавшегося в момент запуска джамп-двигателя, разлетаясь, повредили сверхчувствительную настройку "компаса" корабля. Ни один метеорит, несущийся в пространстве с огромной скоростью, не смог бы пробить прочную броню, защищавшую "сердце" крейсера. Но сплав, отлитый в обычном трехмерном мире, где время изменяется линейно и предсказуемо, не стал преградой для искаженного четырехмерного поля, в котором время превратилось в независимую, изменяющуюся по своим особым законам координату.
Так это можно было бы описать словами. Но построить математическую модель процесса для анализа и поиска решения Хоус не мог. Интуитивно он чувствовал, что эта работа не для него. Тест-пилот твердо знал одно: при всей видимой успешности перехода повреждено "сердце" корабля, исчезла та путеводная нить, что могла бы привести его обратно, на родной земной космодром. Балансировка сместилась, но ничего не заметил точный бортовой компьютер. Ничего не почувствовал и хрупкий человеческий организм.
Однако вынырнувший в расчетной точке крейсер обратно уйти уже не смог бы - по пространственно-временному туннелю его забросило бы мимо цели. Куда? На этот вопрос не ответила умная бортовая машина, стандартно выдававшая на экран надпись: "Мало данных для анализа". На этот вопрос не мог ответить и человек.
Никто не был способен предугадать точку повторного выхода корабля, даже создатель джамп-теории и чудо-двигателя. Теперь можно до бесконечности "нырять"
и "выныривать", но шанс однажды увидеть родную планету - крайне мал.
Оставалось одно - дотащиться на обычных ходовых двигателях до какой-нибудь планетной системы, с подходяще комфортным уровнем гравитации, посадить корабль, разобрать его "сердце". Попытаться вручную, на месте, устранить последствия необычной аварии, невидимой глазом, - неожиданного вторжения инородного континуума в трехмерную реальность.
Хоус даже поморщился от такой зауми. Можно ведь сказать гораздо проще надо сесть и отрегулировать курсовой механизм джамп-двигателя. И все. Все... Опять очень просто на словах. И очень трудно на деле. Во всяком случае, если Хоус сумеет справиться с этим, то ему смело можно будет присвоить звание лучшего техника-инженера XXII столетия...