Следы любого поведения, которое мы связываем с материализмом, можно найти в далеком прошлом. Как минимум полтора миллиона лет назад, задолго до последнего витка эволюции homo sapiens, наши предки добавляли стильные штрихи к таким инструментам, как ручные топоры, что можно считать первыми намеками на потребительский выбор и самовыражение через личное имущество. Охотники и собиратели, почти не имевшие собственности, все равно ревниво сравнивали свои вещи с чужими. Майя, начавшие свое возвышение в Центральной Америке около четырех тысяч лет назад, сформировали сильную привязанность к своим вещам и придавали им смысл – до такой степени, что признавали за ними наличие собственной сознательной воли. (В одном их космогоническом сказании нестерпевшие жесткого обращения вещи – кастрюли, сковородки для лепешек, собаки, индюки и даже дома – восстали против первых людей.) Почти пятьсот лет назад в богатейших торговых районах Китая шиян (式样 – стиль, «популярный образ») уже регулярно менялся, причем даже в деревнях.
В Стамбуле к началу XVII века насчитывалось более десяти тысяч лавок и киосков. Обычные британские домохозяйства заполнялись керамикой, зеркалами, часами, столовыми приборами и отдельными наборами посуды для специальных блюд еще до того, как массовое производство периода промышленной революции сделало эти вещи более доступными. В 1800-х годах, на два столетия предвосхищая Amazon, состоятельный покупатель в Занзибаре или на Таити мог пролистать каталог и сделать заказ на доставку из любой страны мира. К Первой мировой войне европейцы, желавшие купить такой элементарный предмет, как стул, могли выбрать из тысячи вариантов. Сегодня реклама окружает и даже отслеживает нас, однако затраты на маркетинг в процентах от экономики США достигли своего пика сто лет назад в «ревущие двадцатые».
Похоже, история говорит, что мы не стали потребителями; мы и есть потребители.
Наша экономическая жизнь порой нарушалась различными силами, от эпидемий до мировых войн и колониализма, но большинство из нас, в каждом уголке земного шара, постепенно накапливали все больше вещей.
Мысль о том, что люди потребляли всегда, несколько притупляет остроту неприятного ощущения от ненормальности нашего нынешнего потребления. Кроме того, она не затрагивает огромных различий в масштабах. Если охотники-собиратели и современные покупатели имеют некоторые общие черты потребительской психологии, это еще не означает, что мы все в одной лодке. Начиная с США в конце Второй мировой войны расходы домохозяйств в богатейших странах начали быстро расти. С 1965 года они увеличиваются чрезвычайно стремительно. Всплеск покупательской активности совпал с тем, что некоторые называют «великим ускорением» – резким скачком численности населения мира, общего благосостояния, урбанизации, эксплуатации ресурсов и загрязнения окружающей среды. Только тогда широкие массы поняли, что по всему миру распространяется «общество потребления», в котором мы – в первую очередь потребители, зарабатывающие и тратящие деньги.
Первое настоящее испытание этого нового подъема произошло в 1973 году, когда ближневосточные производители нефти, недовольные американской политикой в своем регионе, ввели эмбарго против США, вызвав одно из сильнейших экономических потрясений в новейшей истории. В телеобращении к нации Ричард Никсон отчасти связал нефтяной кризис с американским потребительством.
«Сегодня нам не хватает энергии, потому что наша экономика невероятно выросла и потому что в результате процветания то, что когда-то считалось роскошью, теперь считается необходимостью», – сказал президент. Когда Джимми Картер вступил в должность в 1977 году, эмбарго было снято, но поставки нефти оставались ограниченными. Приняв образ, который станет визитной карточной эпохи, Картер надел бежевый кардиган, сел перед камином и попросил американцев принести «скромные жертвы» и «научиться жить бережливо». Позже он сделал более порицающее заявление:
«Слишком многие из нас сейчас склонны потакать своим желаниям и потреблять слишком много. Человеческая личность ныне определяется не тем, что человек делает, а тем, чем он владеет».
Не только президенты левого и правого толка просили американцев прекратить ходить по магазинам. Семидесятые годы начались с того, что двадцать миллионов человек приняли участие в первом Дне Земли. Его организовало набиравшее силу экологическое движение, которое – ошеломленное отходами потребительской культуры, загрязнившей реки настолько, что те загорались, превратившей дождь в кислоту и замусорившей автострады страны – призывало к более простому образу жизни. Во время энергетического кризиса общественность обсуждала, чем пожертвовать, чтобы сделать Америку менее зависимой от иностранной нефти. Следует ли обойтись без рождественской иллюминации? Необходимо ли запретить правительственным чиновникам пользоваться лимузинами? Нужно ли отменить гонку Indianapolis 500? (В итоге она состоялась, но дистанция гонки Daytona 500 была временно сокращена до 450 миль.)