— Спокойной ночи. Мэгги повесила трубку.
«Просто клад»! Если она и впрямь такое сокровище, почему же тогда она одинока?
Работа полицейского способна кого угодно превратить в зверя. Неделями все может быть спокойно, но когда врываешься в дом и видишь три детских трупа, мать всю в крови и бессмысленную улыбку ее накачанного наркотиками сожителя, хочется выхватить у этого человекообразного существа еще дымящийся пистолет и выпустить весь остаток обоймы в его тупую башку — и пусть потом судят. Потом это проходит, но с каждым разом все труднее.
Поэтому Конор занимался бегом. Бег не просто помогал держаться в хорошей физической форме — он успокаивал нервы. Когда бежишь, не думаешь ни о чем, кроме скорости и дистанции. Если бы не бег, он, может, давно бы уже опустился и спился.
Конор уже привык в любую погоду вставать чуть свет и натягивать спортивный костюм. Когда свежий утренний воздух врывается в твои легкие, а рассвет едва начинает золотить верхушки деревьев и крыши домов, когда слышишь гомон просыпающихся птиц, начинаешь верить, что мир не так уж плох.
Затем он переодевался и шел на работу, чтобы снова встретиться лицом к лицу с реальным — порой суровым и жестоким — миром.
В этом году на его долю выпало слишком много такой реальности. И скрыться от нее было некуда — даже бег тут не поможет. От себя не убежишь.
Голос Бобби преследовал его во сне и наяву.
— Не стоит казнить себя, приятель, — говорил этот голос. — Твоей вины здесь нет.
Но Конор думал иначе…
Он проснулся около семи. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где он. Гостиничная кровать была шире и мягче, чем его кровать дома. Дома он всегда спал с открытыми окнами. В гостинице этого сделать нельзя. К тому же здесь нет балконов. Конор вспомнил рассказы о тех, кто в один вечер просаживал все свое состояние в казино и для кого оставался лишь один путь — в окно двадцать второго этажа. Сегодня, если бы незадачливый игрок решил покончить с собой, ему бы пришлось сначала преодолеть трехдюймовое непробиваемое стекло.
Сейчас по этим стеклам барабанил мелкий, занудный дождь. Мокрые, казавшиеся потрепанными чайки изредка кружили над пустынным пляжем. Серая асфальтовая дорожка от дождя стала черной.
Быстро одевшись, Конор сунул ключ от номера в карман спортивных брюк и направился к выходу. Он чувствовал себя немного не в форме, но знал, что это пройдет, как только он вдохнет холодный октябрьский воздух. Спускаясь в лифте, Конор мысленно поздравил себя с тем, что не думает о брюнетке по имени Мэгги, — и тут же посмеялся над собой. Если бы он действительно о ней не думал, он бы и сейчас не вспомнил о ней. Что ж, если он еще не разучился смеяться над самим собой, значит, по крайней мере с чувством юмора у него все в порядке. Мало кто умеет смеяться над собой.
Мэгги, похоже, умела. И это, пожалуй, нравилось Конору в ней больше всего, если не считать бездонно-синих глаз. Мэгги видела мир таким, какой он есть, со всеми его недостатками — и все равно принимала и обнимала его. Конор не знал, откуда он знает это о Мэгги, но он знал это наверняка. Он все о ней знал. Не знал лишь, что она вскочит и убежит, не допив и первого бокала шампанского. Но здесь, если разобраться, виноват он сам — слишком поторопил события.
Он вышел из лифта, прошел через пустынный холл и вышел из вращающихся дверей гостиницы. Дождь холодил его лицо и руки, но Конор не давал себе поблажки ни в какую погоду. В последнее время, правда, разминка стала даваться ему немного труднее. Годы, что ли, уже начинают брать свое?
Конор слегка поежился, глядя на мокнущие пластмассовые столики и стулья летнего кафе. Они, очевидно, стоят здесь последние дни — сезон уже подходит к концу, скоро их должны убрать до весны. Старика с саксофоном еще нет, но он обязательно появится. Он всегда, в жару и в стужу, стоит все на том же углу, наигрывая все ту же неизменную мелодию. Симпатичный старик. Конор всегда бросал в его шляпу две-три монетки. Хотел бы он принимать жизнь с той же стойкостью, что и старый саксофонист!
Конор приезжал сюда не в первый раз и уже, кажется, знал в лицо всех местных бомжей, что дремлют на лавках или крутятся у входа в гостиницу, выпрашивая деньги или сигарету. Конору запомнилась женщина, которую он увидел, когда приехал сюда впервые. Расположившись со своими нищенскими пожитками у дверей магазина, она вязала пончо. Не обращая ни на что внимания, старуха деловито орудовала деревянными спицами. Конора особенно поразил этот оптимизм перед лицом отчаяния. Второе такое же пончо было надето на ней, несмотря на августовскую жару. Когда Конор снова приехал сюда зимой, старая нищенка сидела на том же месте уже в новом пончо, а из его складок высовывал голову маленький серый котенок.
Пробежав первый круг, чтобы согреться, Конор вдруг увидел Мэгги, сидевшую на скамейке футах в сорока от него. Сердце Конора дрогнуло в тот момент, когда он узнал ее. Элегантные одежды прошлого вечера исчезли. Теперь на ней были кроссовки, джинсы и ярко-красный свитер, но и в этой простой одежде она выглядела не менее привлекательно. Короткие черные волосы слегка кудрявились оттого, что намокли.
Она не замечала ею. Взгляд ее был устремлен куда-то за горизонт. Конор был даже рад этому. Зачем обмениваться дежурными приветствиями, фальшивыми улыбками?
Конор уже хотел продолжить свой путь, как вдруг заметил какого-то подозрительного типа, приближавшегося к ней. На вид парню было не больше семнадцати, но держался он так, словно был гораздо старше. Инстинкт полицейского подсказывал Конору, что парень опасен. Конор знал, что этот инстинкт редко обманывает его.
Парень подошел к Мэгги и что-то произнес. Мэгги не заметила его, продолжая смотреть перед собой. Парень наклонился к ней и снова что-то сказал. Мэгги машинально отстранилась от него.
Инстинкт подсказывал Конору, что надо действовать.
Мэгги не могла понять, чего он хочет. Парень был явно пьян или накачан наркотиками и произносил слова настолько нечленораздельно, что трудно было даже понять, на каком языке он говорит. Кажется, просит денег. Мэгги, может, и дала бы, но как на грех не захватила с собой ни цента.
— Извините, — проговорила она как можно вежливее, — ничем не могу вам помочь.
Она поднялась и хотела пойти в гостиницу, но парень преградил ей путь, дыша перегаром прямо в лицо. Мэгги похолодела. Черт ее дернул выскочить на улицу в такое время…
— Эй, приятель, поищи где-нибудь в другом месте! Голос раздался у Мэгги из-за спины, но она поняла, что он принадлежит не дружку приставалы. Она с радостью узнала этот голос.
Внимание парня сразу же переключилось на Конора. Он выдал нечто нечленораздельное, но грозное. У Мэгги еще сильнее затряслись поджилки.
«Конор, не строй из себя героя! Такие типы опасны».
Конор, однако, не отступил ни на шаг. Мэгги посмотрела на него. В этот момент в нем не было ни малейшего сходства с тем романтичным мужчиной, который вчера угощал ее шампанским и осыпал комплиментами. Черты его лица заострились, взгляд стал устрашающим. Если бы Мэгги не знала его, не танцевала с ним вчера, она, пожалуй, испугалась бы его еще больше, чем парня.
Парень снова прогнусавил что-то невнятное, но Конор, казалось, отлично его понял.
— Еще одно слово, приятель, — спокойно, но грозно отчеканил он, — и будешь объясняться с охраной. Есть еще вопросы?
Рука хулигана потянулась к карману кожаной куртки. Не успела Мэгги понять, что к чему, как он уже лежал на асфальте лицом вниз, а Конор сидел на нем, заломив ему руку чуть ли не до самого затылка.
Свободной рукой Конор спокойно достал из кармана парня маленький блестящий пистолет. Пистолет был похож на игрушку, но эта «игрушка» могла бы оказаться смертельной.
— Скажите охране, чтобы вызвала полицию, — обратился Конор к Мэгги. — Не забудьте подчеркнуть, что у него обнаружено оружие.
Мэгги испуганно покосилась на парня. Несмотря на свое положение, тот, казалось, не собирался сдаваться.