— Да.
— А Лоренс умер двадцать шестого июля тысяча семьсот пятьдесят второго года?
— Верно.
— И какая же именно дата стоит на письме?
— Восьмое сентября того же года. Но какое, черт возьми, отношение имеет все это к…
— Знаете что, — сказал Оллхоф, — давайте вы заткнетесь, а говорить буду я. Мы все собрались здесь, чтобы обсудить убийство Дейнтли. Для начала я объясню вам, как его убили.
Я наморщил лоб. У меня не было никаких сомнений в том, что за последний месяц Оллхоф ни разу не покидал своей квартиры. И если он действительно умудрился разгадать, как убийца прикончил Дейнтли, а потом запер окно и заложил брусом дверь, значит, его мнение о себе оправдано, как минимум, наполовину.
Оллхоф налил себе кофе и одним махом опорожнил чашку.
— Итак, — сказал он, — случилось вот что. Дейнтли знал, что его жизнь в опасности. И знал, кого надо бояться. Поэтому открыть дверь его уговорила Гарриет Мэнсфилд.
— Откуда вы знаете? — спросил я. — Как можно быть уверенным, что Мэнсфилд вообще была у него дома?
— А откуда же еще она могла узнать об убийстве? — взвился Оллхоф. — Убийца же не дурак. Думаешь, он шлялся по кабакам и хвастался, что прикончил карлика? И в окно она не заглядывала — ты сам видел, что это невозможно. Очевидно, она там была.
Похоже, он до сих пор на меня злился. Его взгляд буквально прожигал меня насквозь. Я решил больше его не перебивать.
— По ее просьбе Дейнтли открыл дверь, — продолжал Оллхоф, — затем вошел убийца и прострелил ему голову. Просто, не правда ли?
Граймс заломил руки. На его лице было написано удивление.
— Но это ведь не главное! — воскликнул он. — Весь вопрос в том, как убийца оттуда вышел!
— Через дверь, — сказал Оллхоф и взялся за кофеварку.
Несмотря на свое намерение не раскрывать рта, я снова не выдержал.
— Каким образом? — спросил я. — Он что, просочился сквозь нее, как привидение?
Оллхоф с треском поставил кофеварку на стол.
— Он вышел ногами, — зарычал он. — На своих двоих! — Он слегка повернул голову и уставился на Баттерсли.
Я поторопился вставить следующую реплику, чтобы его отвлечь.
— Но как? — спросил я. — Как ему удалось заложить за собой дверь?
К моему облегчению, Оллхоф не стал продолжать разговор о том, как выходят из квартиры на своих двоих.
— Сало, — ответил он. — Свечное сало.
Уорбертон опять высморкался и моргнул.
— Свечное сало?
— Конечно, — сказал Оллхоф. — Он его растопил. Смазал им деревянный брус. Потом прилепил этот брус к двери и подождал, пока сало застынет.
Я немного поразмыслил над этим, чувствуя, что невысокое мнение Оллхофа о моих умственных способностях не лишено оснований. И правда — Баттерсли, который отнюдь не был Эйнштейном, разобрался во всем раньше меня.
— Есть, — воскликнул он. — Камин!
— Верно, — подтвердил Оллхоф. — Прежде чем выйти из квартиры, убийца набил камин дровами и поджег их. Потом закрыл за собой дверь и ушел. Огонь прогрел комнату, растопив свечное сало. Брус отклеился и под тяжестью собственного веса упал в гнезда.
Уорбертон не смог сдержать восхищение и кивнул в сторону Оллхофа. Оллхоф хлюпнул носом, достал платок и высморкался. Уорбертон с интересом наклонился вперед. Но если он и хотел дать Оллхофу профессиональный совет, то вовремя передумал.
Оллхоф убрал платок. Он зловеще поглядел на Уорбертона.
— Боже мой, — сказал он, — с каким удовольствием я позволил бы вам сесть в лужу. И надо же, чтобы все так сложилось… — Он оборвал сам себя и грустно покачал головой.
Наступила долгая пауза, в течение которой он заправлялся кофе. Страусс закурил очередную сигарету. Он вежливо произнес:
— Так вы говорите, что во всем разобрались, инспектор? Кажется, вас должна была посетить Гарриет Мэнсфилд?
— Она в больнице, — ответил Оллхоф. — Нервное расстройство. Врачи считают, что она до смерти чем-то напугана. Не может говорить. Иногда такое состояние длится неделями.
Я уставился на него. Не потому, что он соврал. Но упустить возможность сблефовать — это было не в характере Оллхофа. И если убийца действительно находился сейчас в этой комнате, то почему Оллхоф не заявил, что говорил с Гарриет Мэнсфилд и она все ему рассказала?
— Тогда, — произнес Граймс, — вы еще не знаете, кто убил моего компаньона?
— Я догадываюсь, — ответил Оллхоф. — Но я мягкосердечный дурак. Когда речь идет об убийстве, мне нужна полная уверенность. Слайго!