На его коленях сидела размалеванная девица и обнимала руками за шею, чуть ли не подставляя под нос декольте.
В первый момент я застыла статуей. А потом едва не согнулась от пронзившего меня чувства горечи и боли, будто нож в масло вошедшей в мой живот.
Я попыталась вдохнуть и не смогла.
Только и смотрела на открывшуюся мне картину.
Мельком заметила, как начал подниматься навстречу Шер и все также, полусогнувшись, отступила прочь. И бросилась бегом по лестнице, заперла массивную дверь и юркнула в кровать.
Меня трясло и ломало.
Будто бы я оказалась крохотным корабликом, оторвавшимся от веревочки, что тащил маленький мальчик. Он играл с ним целый день, а потом, когда тот зацепился за корягу, неаккуратно дернул, и вот в его руках оказался лишь обрывок — а кораблик, подхваченный водоворотом деревенского ручья помчался прочь, набирая все больше воды в свои невысокие борта и ударяясь о мелкие ветки.
И, наконец, потонул.
А мальчишка недоуменно посмотрел на оставшуюся веревку, пожал плечами и выкинул ее прочь.
— Лили.
Нет. Только не рыжий. Не его сочувствие, не его объяснения! Нет!
— Лили, послушай…
Я зажала себе ладонями уши.
Идиотка.
Что я себе возомнила? Какие там у принца могут быть терзания и тяга? Я все надумала. Накрутила. А он всего лишь развлекался с наивной девицей. А как понял, что развлечение слишком неопытно и крикливо, взялся за более податливый материал.
Сквозь ладони пробрался осторожный стук и я, наконец, сказала.
— Шер… Просто уйди… Увидимся утром.
И с облегчением выдохнула, когда после паузы услышала:
— Хорошо.
Я же распласталась на кровати.
Слез не было. Только глухая пустота и боль.
Я закрыла глаза и приготовилась к долгой и бессонной ночи.
4
— Ты идиот, — процедил сквозь зубы Шер, вернувшись в зал. — И если тебе кажется, что это единственный способ…
Максир неловко повел плечами и залпом допил местную настойку, от которой загорелось горло и желудок.
— Я спрашивал твое мнение?
— Не спрашивал. Но ты — идиот.
Рыжий насупился и принялся методично разделывать кусок мяса на тарелке, всем своим видом показывая, что не собирается больше с ним разговаривать — настолько он ему противен.
Можно подумать, он сам себе не противен.
Мужчина махнул рукой и потребовал у подавальщицы еще настойки, а когда она наклонилась и прошептала, как ей казалось, соблазнительно, что не прочь еще раз посидеть у него на коленках, посмотрел так, что девушка побледнела и тут же ретировалась на кухню.
Хоть она ни в чем не виновата. Не в том же, что, когда он почувствовал приближение Лили, схватил первую девку, что была рядом и плюхнул на коленки.
Ли-ли.
И ее взгляд, перевернувший душу. В очередной раз.
Взгляд, которым смотрят на самого близкого человека, вонзившего тебе в сердце нож.
Боль, с которой уходят за грань существования.
Горечь, которая топит будто в кислоте все хорошее.
Порой он ненавидел эту свою особенность — чувствовать других людей. И точно ненавидел то, что как бы он ни блокировал ее по отношению к девушке, она с легкостью уничтожала эту стену.
Одним своим взглядом.
С первого же мгновения, когда открыла глаза и посмотрела на него, как на божество. Ему лишь на мгновение стало приятно, но он понял и почти сразу — с ней будут проблемы. У него будут. Потому что даже когда она была без сознания, она размывала всякие границы его самоконтроля.
Великое Око, за что ему это все? Эта поездка, эта девушка, эти чувства?
И понимание, что если он не защитит её сам — не защитит никто.
— И все-таки… — начал снова Шер.
Ир усмехнулся.
От своего рыжего друга ничего иного он и не ожидал. Прямой, честный, уверенный, смешливый. Чистый — если это вообще возможно во дворце. Они потому и сдружились, хотя разница в возрасте была в пять лет. И часто он выступал именно в роли старшего рассудительного брата — по просьбе тети Карине. Потому что именно с рыжим он себя чувствовал так же, как со своей семьей. Мог позволить себе быть открытым. И откровенным. Они делились практически всем — пожалуй, Максир не рассказывал только одного, по договоренности с родителями. Те решили — и вполне справедливо — что чем меньше людей будет знать, что они с мамой из другого мира, тем лучше. Пусть его считали в ближнем круге — да и среди прочих высокородных — «сыном деревенского лекаря» и часто поддевали, что наследник Бури не его родной отец, никого из них это не волновало.
Зато не смотрели со страхом и не раздумывали, как бы отправить обратно.