оторвались от земли. Вертолет начал подниматься. На уровне трепещущих верхушек
деревьев включилась система ECS, и он пропал, исчез из глаз, растворившись в бархатной
черноте ночи.
Марта Витт еще долго стояла, подняв лицо к ночному небу, где мерцали далекие-
далекие звезды.
Обстановка просторной столовой залы была выдержана в неоготическом стиле.
Безупречно сочетающиеся предметы мебели, колористические решения стен и драпировок
выдавали тонкий художественный вкус талантливого дизайнера, который сумел
соединить старинную мебель и современные принципы освещения в безупречный
ансамбль.
Через выходящее на юго-восток широкое окно струились потоки чистого
солнечного света. Лучи играли на полировке благородного темного дерева и зажигали
23
искры на медной фурнитуре – это было место, как нельзя более располагающее к
умиротворенному отдыху после дальней дороги. Леонард Тестаросса, который только что
вернулся из Восточной Европы, завершив многочисленные дела и проведя важные
переговоры, устало откинулся на спинку роскошного дивана. Минуту назад пришел
звонок от Ли Фаулера.
– Милорд, мы потерпели поражение от рук вашей сестры, – доложил тот.
В Сан-Франциско уже наступил вечер, но это место располагалось в более низких
широтах, и заходящее солнце еще только золотило стены обеденного зала.
– Таков уж ее настоящий характер, – ответил Леонард.
– Безусловно. Они хотели захватить меня, и даже преуспели в уничтожении
нашего «Чодара» М.
– Какая неприятность, – вздохнул Леонард.
– Моя вина, милорд.
– Нет, я не собираюсь обвинять вас. Эта девчонка поистине неукротима.
Его младшая сестренка всегда была умненькой. Но теперь ее было не узнать. Как
же она успела так измениться? Когда это началось? Она провела слишком много времени
в Митриле, и там ей вложили в голову эти нежизнеспособные, беспомощные идеалы.
Кроме того, она до сих пор переживала смерть тех людей – отца и его товарищей – и в
черной меланхолии упивалась чувством вины, подобно тому, как грубые и просоленные
морские волки топят свою грусть в кружке рома. Ложным чувством вины – этим глупым
анахронизмом.
– Существуют и иные возможности. Я подготовил несколько вариантов…
– Не стоит. Есть масса дел, в которых мне абсолютно необходима ваша помощь,
Ли.
– Это честь для меня.
– Возвращайтесь скорее. Решение вопроса с моей сестрой мы оставим на более
позднее время.
– Но постойте, милорд! Вы считаете, что она не причинит неприятностей?
– Мы разберемся с ними в любом случае. Ей придется заплатить за свои глупые
убеждения десятками и сотнями жизней своих неразумных подчиненных.
– О да. Я приложу все силы, чтобы сбылось по вашему слову.
– Прекрасно, – преданность и обожание, прозвучавшие в словах Фаулера, вызвали
легкую улыбку на губах Леонарда.
– И еще, милорд… послание от вашей сестры.
– Да? Что же она сказала? – поинтересовался Леонард.
– Это были довольно вульгарные слова.
– Ничего. Говорите.
– Х-хорошо, – Фаулер заколебался. Нет, не оттого, что страшился гнева своего
господина. Но его горло сжималось, не желая пропускать уничижительные слова,
брошенные с таким яростным презрением. Он чувствовал себя неловко. – Леди Тереза
сказала дословно: «Ненавижу таких вонючих ублюдков и лицемеров, как… как вы». И
приказала мне передать вам. В точности.
Боже мой. До чего же дошло.
Раньше их соперничество выглядело благородным и пристойным – как и подобает
отпрыскам аристократической фамилии. Теперь же в ход пошел язык пьяных портовых
грузчиков – нет, эта девчонка действительно выбрала дурную компанию, раз нахваталась
столь неизящной лексики.
– Мда. Какая экспрессия. Какая самоуверенность.
– Нижайше прошу прощения.
– Нет-нет, не извиняйтесь. Я даже рад, что она столь энергична. Что же, оставляю
это на вас.
24
Выключив телефон, Леонард бросил взгляд в сторону длиннейшего обеденного
стола, где уже были расставлены столовые приборы и декоративные подсвечники. Ужин
еще не был накрыт.
Со стороны приоткрытой двери, которая ввела на кухню, доносилось звяканье и