шкворчание – там кто-то был. И можно было даже не сомневаться, кто именно.
Такая же упрямая, как сестра. Легко пожав плечами, он направился к двери и через
маленький коридорчик вошел на кухню. Глядя в спину девушки, что-то помешивавшей в
сковородке, стоявшей на гигантской плите, он произнес:
– Я дома.
Лопатка в руке девушке – Чидори Канаме – замерла. Она бросила на него взгляд
через плечо и ответила:
– С возвращением.
В ее голосе не было приветливости. Лопатка снова начала выписывать круги,
вороша шипящие в масле рисовые зерна.
– Если ты все время будешь готовить сама, шеф-повар будет очень огорчен.
– Неужели?
Канаме встряхнула сковородку и протянула руку к перечнице.
– Знаешь, что я готовлю?
– Что же?
– «Омурису». Японский омлет с рисом. Но здесь нет нормального тайского риса и
самого обычного японского кетчупа. Я перепробовала все, что нашла в кладовке, но
вкус… совсем не тот, к которому я привыкла.
– Какая жалость. Мне бы хотелось попробовать.
– Если хочешь, могу сгонять. В любом токийском супермаркете полно и риса и
кетчупа.
В выпаде недоставало обычного яда. Она говорила устало и меланхолично.
Опустившись на жесткий стул, Леонард проговорил задумчиво:
– Я забыл.
– Вкус омурису?
– Бараньего жаркого… раньше я любил его. И лицо матери, когда она стояла у
плиты – его я тоже не могу вспомнить.
Канаме не ответила, и он продолжал.
– Так устроено время. Оно течет, унося с собой все.
– Хочешь сказать, однажды я все забуду и влюблюсь в тебя?
– Этого я не говорил. Пока.
Леонард улыбнулся.
– Бороться с судьбой бессмысленно. Смирившись, ты однажды почувствуешь
облегчение. Я говорил только об этом.
Глаза Канаме были спокойны и холодны. Подобно зеркальной глади горного озера.
В них не отразилось ничего – словно в стекле. Как будто уверенные слова Леонарда не
вызвали в ней никакого сопротивления. Она просто фиксировала их, бесстрастно,
механически. Принимая к сведению.
– Ты в самом деле так считаешь?
Девушка отвернулась и снова встряхнула сковородку.
Узкая спина. Короткая плиссированная юбка. Облегающая шелковая блузка.
Его взгляд задержался на основании стройной шеи, отягощенной тяжелым пучком
блестящих черных волос, скользнул вниз, к талии, по безупречному амфорному изгибу
бедра.
Я действительно так считаю?
Безусловно.
Именно так.
25
Если сейчас подойти, положить руки ей на плечи, прижать к себе. Оттолкнет ли
она его? Скорее всего – нет.
Но есть ли в этом смысл?
Пожав плечами, Леонард поднялся и шагнул к двери.
– И все равно… – за спиной она проговорила негромко, словно разговаривая сама с
собой. – …Все равно жалко, что ты не смог попробовать настоящий рисовый омлет. Я
хорошо его готовила.
– О да.
Резко повернувшись, Леонард вышел из кухни.
Его гнало вперед какое-то странно чувство – раздражение и непонятное
беспокойство. Подобное тому, которое он ощущал тогда, в школьном дворе.
В коридоре, который вел из столовой к широкому выходу в сад, ему встретилась
девушка в строгом костюме, с ноутбуком в руке. Сабина Левония, одна из его
подчиненных, спешила навстречу. Видимо, только что закончился сеанс связи.
– Он жив, – лаконично доложила Сабина.
Не было нужды переспрашивать, о ком идет речь. Но Леонард Тестаросса все равно
уточнил:
– «Он»?..
– Так точно. Сагара Соске.
26
Ровный шорох волн в отдалении. Грубая кирпичная стена и жесткая койка.
Солнечный луч, пробравшийся в маленькое окошко.
Небольшая каморка в каком-то массивном старом здании.
Все еще плавая в мутном полубреду, Сагара Соске снова задавал себе вопросы –
знать бы, в какой уже по счету раз.
Имя, время, место.
Сейчас он не мог вспомнить ничего, кроме имени. Получив практически
смертельное ранение, но все же уничтожив Кураму, он потерял себя в загаженных
коридорах «Арены» – стадиона в Намшаке. На этом – все. Сколько же времени прошло с
того момента?
Почему он еще жив?
Где он сейчас?
Впрочем, он безошибочно узнал больничную койку. Да, среди ускользающих
обрывков, которые остались с тех моментов, когда его сознание билось, стараясь всплыть
со дна затягивающей трясины беспамятства, фигурировала эта самая койка. Он много раз