Выбрать главу

сидеть.

Соске молчал.

Это было не такой уж большой компенсацией за то, что он остался жив. Кроме

того, после неудачного опыта тогда, в Гонконге, он все равно зарекся брать в рот

спиртное. Лемон продолжал:

– Я бы сказал, что тебе крупно повезло. Если бы не наша немедленная первая

помощь, ты бы умер через несколько минут. На самом деле, твое сердце и так несколько

раз останавливалось. Хорошо, что я

умею использовать дефибриллятор2.

Сфальсифицировав твою личность, мы сумели впихнуть тебя в госпиталь в Намшаке, где

твое состояние стабилизировали и подготовили к операции. Но там не нашлось

квалифицированного хирурга, который мог бы тебя спасти. За нами уже начиналась охота

и, несмотря на то, что твое состояние нельзя было назвать транспортабельным, пришлось

мчаться в Пномпень, в соседнюю Камбоджу. Думал, не довезем. Но ты дотянул, а там, на

наше счастье, нашелся опытный французский хирург, военврач. Он взялся за дело, когда

ему шепнули, кто мы такие, и возился с тобой двадцать часов подряд. Пришлось

1 Поль Гоген (1848-1903), французский художник, постимпрессионист. Картина написана в 1897 г.

2 Дефибриллятор – устройство для подачи электрошока при остановке сердца.

28

повертеться, чтобы избавиться от назойливого любопытства местных властей, ведь при

отходе произошла еще парочка инцидентов.

Не дослушав до конца, Соске прервал его повествование.

– Причина… почему… меня спасли?..

– Ну, хотя бы для того, чтобы мы с тобой смогли вот так, по-дружески, поболтать,

– голос Лемона звучал вполне обыденно, хотя не нужно было быть семи пядей во лбу,

чтобы догадаться – все было далеко не так просто. Операция по спасению Соске была не

из тривиальных, и он задумался, пытаясь догадаться, зачем Лемон помог ему, и перебирая

возможные варианты. Большая их часть выглядела довольно неприятно.

– Ты много раз приходил в сознание. Но только бредил, бормоча, что собираешься

что-то вернуть или забрать обратно.

– Не… помню.

– Неудивительно, знаешь ли.

Мрачно пробормотав это, Лемон вытащил из пачки, оттопыривавшей клапан

нагрудного кармана рубашки с короткими рукавами, сигарету. Щелкнув зажигалкой,

закурил, рассеянно следя глазами за тонкой полупрозрачной струйкой, устремившейся к

потолку. Соске прожил месяц бок о бок с Лемоном, но еще ни разу не видел его с

сигаретой.

Заметив его взгляд, француз поднял ее перед лицом и безразлично пожал плечами:

– Я и раньше курил, – сигарета ловко провернулась в его пальцах, нарисовав

дымное колечко. – Когда пришлось играть роль робкого репортера, я подумал, что это

хороший повод бросить. Но, как видишь – без толку.

– Вижу.

Соске невольно вспомнились последние слова Курамы.

– Успокоившись за тебя, я съездил и похоронил ее. На окраине родной деревни.

Соске молчал.

– Отойдя от могилы, я снова закурил, – глаза Лемона снова неотрывно следили за

извивающейся, тающей струйкой дыма. – Наверное… я все же любил ее. Кашлял с

отвычки – и плакал. Долго. Наверное, на десять лет вперед.

Никаких эмоций. Ровный голос – словно он говорил о чем-то невероятно далеком и

почти забытом.

– Не собираюсь винить тебя. Я виноват не меньше. Мы оба использовали ее.

Втянули в свои поганые дела и позволили ей умереть. Такова голая правда. И однажды…

– запнувшись, он бросил окурок на пол. Раздавил носком ботинка. – …Однажды мы

получим за это по заслугам.

Лемон замолчал, уставившись в стену погасшим взором.

За маленьким окошком-амбразурой горел ослепительный солнечный полдень, и в

каморке, по контрасту, сгустилась глубокая тень. Лицо Лемона казалось в ней

осунувшимся и постаревшим. Неживым.

Соске видел такие лица бессчетное множество раз. Лица товарищей по оружию.

Людей, балансировавших на грани между жизнью и смертью – просто по роду профессии.

Это была тень смерти. Неважно, миновала ли она, разминувшись на вершок, или

терпеливо ждала впереди. Она всегда была рядом. Скользила по пятам, заглядывала через

плечо. Знакомая тень.

– Что это… за место?

Лемон перевел глаза на висящую над койкой картину.

– Вот подсказка. Этот художник окончил здесь свои дни. В самой середине Тихого

океана, остров Хива-Оа, архипелаг Маркизовы острова. С точки зрения француза, вроде

меня, можно смело сказать – самый дальний край света.

Маркизовы острова. Полинезия.