на склоне. Отсюда, из мертвой зоны видимости подбирающихся противников, он мог бы
следить за ними с расстояния не более ста метров, оставаясь незамеченным.
Но едва глубокая тень утеса поглотила его, на горло легла каменно-твердая рука.
Настолько тяжелая, что у него даже не возникло мысли попытаться сбросить ее или
крикнуть. Кто-то схватил его сзади, а в следующий миг перед глазами блеснуло лезвие
боевого ножа. За спиной сгустились четыре тени.
– Где Сагара Соске? – казалась, это прошептала сама Смерть. Крупно дрожа,
часовой молчал.
– Спрашиваю второй раз. Где Сагара Соске?
Часовой снова не ответил.
В ответ на это молчание хриплый мужской голос произнес над ухом с оттенком
одобрения:
– Да ты храбрец.
Спину пронзила раскаленная, огненная боль. Клинок вошел прямо в почку. Рука
противника была тверда, как сталь. Шок от удара, пронзившего почти насквозь, и жесткая
ладонь на лице не дали часовому ни единого шанса закричать. Клинок со страшным
всхлипом вышел наружу.
Два следующих безжалостных удара были направлены в область сердца, а
последний широкий взмах перерезал горло часового. Опытный враг не полагался на один
удар, и поразил сразу несколько жизненно-важных органов – образцовое убийство с
помощью боевого ножа. Тело рухнуло на гальку, так и не издав ни звука.
32
Что-то пошло не так.
Соске мгновенно почувствовал это, едва услыхав в коридоре за дверью торопливый
топот нескольких пар ног – охранники сломя голову бросились куда-то.
Нервные и отрывистые переговоры по радио. Он слышал их довольно хорошо, но,
даже если бы у него был под рукой французский словарь, он все равно не понял бы, о чем
идет речь. Впрочем, вставшая вдоль хребта невидимая шерсть безошибочно подсказывала
ему – обстановка изменилась. Он чувствовал это.
Впервые за долгое время, впервые на этом сонном островке он отчетливо ощутил
чью-то жажду крови.
Легкий морской бриз был пропитан запахом свежей крови. Запах донесся издалека,
но чувствительное обоняние Соске не обманывало.
Кто-то только что умер.
Был убит.
Подтверждения не пришлось ждать слишком долго – почти сразу же со стороны
побережья донеслись звуки перестрелки.
Малокалиберные автоматические винтовки и пистолеты-пулеметы. Вероятнее
всего, М4 или МР-5. Рисунок боя совсем не напоминал обычную заливистую трескотню
длинными очередями – редко и отчетливо стучали одиночные выстрелы. Мелодия
смертельной схватки между профессионалами.
Нужно встать. Немедленно.
Первое же напряжение мускулов послало вдоль позвоночника волну
обессиливающей боли и слабости. А ведь он всего лишь попытался поднять голову.
Тошнота и страшное головокружение заставили его впиться пальцами в матрас – перед
глазами замелькали круги, его неудержимо повело в сторону.
Но ему нужно было встать.
Ему пришлось превозмогать не только острую боль – неожиданно навалилось
сонное нежелание двигаться. Может быть, лучше прилечь, счесть, что все эти звуки
снаружи не имеют к нему никакого отношения? Но, основываясь на том, что сказал
Лемон, Соске был уверен – бой придет и сюда. Это враги. По его душу. Боль пришлась
даже кстати – отогнав вяжущее оцепенение требующего покоя изможденного тела.
Вытянув руку и ухватившись за столик, Соске поднял себя – это оказалось тяжелее,
чем ворочать стокилограммовый мешок с песком. Стиснув зубы от боли, терзавшей
мышцы, он сел на кровати, спустив ноги, и сорвал трубки и электроды, свисавшие с
груди. Потребовалось время, чтобы отдышаться и собрать силы.
Удивительно – насколько же он ослаб. Если верить Лемону, он пролежал в коме
полтора месяца. И теперь…
– Твою мать…
Вытянув перед глазами руку, Соске не сдержался и выругался. Это было не его
тело: хилое и немощное. Рука была тонкой и прозрачной, как у девушки. Кроме шуток,
сейчас он запросто проиграл бы рукоборство Терезе Тестаросса или Токиве Киоко.
За толстыми стенами выстрелы стучали непрерывно, постепенно приближаясь к
зданию, в котором он находился.
Оружие.
Соске осмотрелся.
Ничего. Ничего острого, кроме иглы от капельницы.
Может быть, он сможет уйти?
Нет. Дверь в каморку заперта на ключ – он слышал, как запирал замок Лемон,
когда уходил.
Окошко, забранное подозрительно толстым стеклом, было слишком маленьким и
располагалось слишком высоко. Он был не в силах вскарабкаться к нему в таком