первым покинул корабль.
Ими тоже двигала жажда мести.
Нет, наверное, все было не так просто. Но, даже судя только по себе, Тесса
осознала, что это был самый мощный мотив – пусть даже примитивный и незатейливый.
Не из каких-то высоких моральных принципов. Не ради славы.
41
Ее солдаты следовали за ней ради своей собственной, личной мести. Хотя все
прошло куда как лучше, чем она предполагала, она не ожидала этого. Находившиеся под
ее командованием митриловцы раньше никогда не упускали случая поворчать и
поскулить. Но в момент опасности они встали плечом к плечу, не собираясь жаловаться на
судьбу.
Прошлая Тесса, та, которой она была еще совсем недавно, наверняка расплакалась
бы перед строем, жалко всхлипывая и шмыгая носом. Но сейчас это было невозможно. Ее
соратники не заслужили такого отношения.
Вместо этого она выпрямилась во весь свой небольшой рост, уверенно
подбоченилась и заговорила – чистым и ясным голосом:
– Понимаю. Но вы помните, что жалованья не будет? В лучшем случае – котловое
довольствие. Вы согласны?
Одобрительный гул множества голосов не оставлял сомнений.
– Раз так, ничего не поделаешь. Вы снова в строю.
Ответом были нестройные радостные выкрики.
Набрав побольше воздуха, она звонко выкрикнула:
– Отставить! Как нужно отвечать?!
– Ай-ай, мэм!!! – дружно громыхнули сотни глоток.
– Хорошо, – демонстрируя неколебимую уверенность, кивнула она. Повисла
неловкая тишина. И, не в силах удержаться, Тесса прыснула. Выстроившиеся люди – ее
люди – поддержали ее дружным смехом, который гулко раскатился под потолком ангара.
Наверное, это выглядело странно. А, может быть, дало знать себя многодневное
напряжение всех сил, боевые вахты и нервотрепка. Но теперь о них уже никто не помнил.
Солдаты, летчики, моряки и техники покатывались от хохота, корчились в пароксизмах,
смахивая слезы с побагровевших лиц. Они не могли перевести дух даже тогда, когда Тесса
скомандовала: «Разойдись».
Толпа поредела, но многие задержались, чтобы попрощаться с отбывающими, так
что суета и шум в ангаре в тот день продолжались еще с полчаса.
– …Командир?
Голос Мардукаса заставил Тессу, остановившуюся на полпути к отсеку, где
проходили совещания штаба и инструктажи личного состава перед боевыми операциями,
поскорее смахнуть с лица тревожное выражение озабоченности и нерешительности.
– Да, мистер Мардукас? Простите, я задумалась.
Мардукас пристально всмотрелся в ее лицо – утомление от многодневного
напряжения операции в Сан-Франциско лежало на нем неизгладимой печатью.
– Как я уже говорил, состояние вашего здоровья вызывает опасения. Вы истощены
гораздо больше, чем ваши подчиненные. Но представьте на секунду, если бы вы сами
имели дело с таким измотанным и упрямым подчиненными – разве вы не почувствовали
бы перед ними ответственности?
– Что вы имеете в виду?
– Думаю, я не ошибусь – вы наверняка прописали бы им расслабиться на каком-
нибудь курорте. Не меньше, чем на месяц.
На губах Тессы не мелькнуло даже тени улыбки.
– Я не могу.
Теперь уже на лице Мардукаса появилось странное выражение, он нахмурился, а
потом тяжело вздохнул.
– Раньше вы бы никогда так не ответили. Господь свидетель – я бы с радостью
услышал что-нибудь неуставное, как вы шутили раньше: «Пусть высадятся десантом и
оккупируют какой-нибудь райский уголок» – или что-то подобное… простите, я не мастер
шутить. Но все, что бы вы ни сказали, это было бы неизмеримо лучше, чем это – «я не
могу».
42
Тесса молчала.
– Вы утратили чувство юмора, мадам капитан, а это верное свидетельство тяжелого
переутомления.
Мардукас попал в точку, Тесса не могла отрицать этого, не погрешив против
истины. Но было ли все настолько серьезно, действительно ли она уже стоит на грани?..
Стоп.
Как же она не заметила раньше? Где были ее глаза?
Чопорный и застегнутый на все пуговицы Мардукас со смертельно серьезным
лицом уличает ее в опасном и неподобающем командиру отсутствии чувства юмора. И
она находит это нормальным и не покатывается со смеху?
Действительно.
Старший помощник совершенно прав. Лучшего доказательства того, что она
страшно устала, не требуется.
– Вы… правы.
Голос Тессы звучал опустошенно. Едва слышно.