Какая глупость!
Она потрясла головой.
129
Разве она уже не убедилась в этом? Обычное сочувствие может стать смертельным
– давно пора бы понять.
Прикрыв глаза, чтобы не выдать себя лихорадочным блеском, и закусив губу, она
покосилась вбок. Прямо перед ее лицом на боку стоящего боевика из потертой кобуры
торчала рукоятка автоматического пистолета.
Раскрыв глаза, Канаме набрала в грудь побольше воздуха.
Пора.
Вскочив, она вытянула руку и выхватила пистолет из кобуры, судорожно стиснув
рубчатую рукоять. Боевик отреагировал быстро – угрожающе развернувшись. Он
попытался схватить ее, но ему не хватило буквально полпальца. Мужчина замер,
уставившись в черный зрачок дула.
– Не двигаться! Я выстрелю!
Она уже сто лет не кричала так громко и яростно – даже в горле запершило. Но
Канаме не остановилась. Целясь прямо в лицо побледневшему противнику, она заорала:
– Эй, пилот! Слышишь меня?! Быстро поворачивай обратно!
– П-погоди… – сидевший на скамейке напротив боевик что-то быстро забормотал в
головной микрофон.
Почти сразу же из двери пилотской кабины появился человек. Но это был не пилот,
а Андрей Сергеевич Калинин. Представшая перед ним картина – разиня-подчиненный и
Канаме, целящаяся из трофейного пистолета ему в лицо – не заставила майора даже
повести бровью. Ни следа удивления или волнения.
– Энергична, как всегда. А мне показалось, что ты все еще в шоке после выстрела в
него, – холодно проговорил Калинин. – Чидори Канаме. Попрошу тебя убрать палец со
спускового крючка и спокойно отдать оружие. Закончим этот эпизод.
– Не надо мне приказывать. Я буду стрелять.
– Неразумно, – спокойно продолжал Калинин. – Человеку, у которого нет
намерения спускать курок, не следует браться за оружие. Это пустая трата времени.
Кроме того, может произойти непредвиденный несчастный случай. Полагаю, для тебя это
уже не секрет.
– Намерения спустить курок...
Ее пальцы до хруста стиснули тяжелый пистолет, на висках выступили капельки
пота, сердце колотилось у самого горла.
Нужно держаться.
Без слез и жалоб.
Я не могу сдаться. Даже ему, закаленному ветерану, которому не гожусь и в
подметки. Все равно.
Скрутив отчаяние и тоску тугой пружиной, она остро и прямо взглянула на нового
противника.
– Но ведь вы стреляли в него? В Соске?
Она мало знала о том, какие отношения связывали Калинина и Соске – ведь тот
никогда ничего не рассказывал. Ей довелось несколько раз стать свидетельницей их
разговоров, но их голоса оставались официальными и сухими.
Но Канаме знала.
Когда Соске вспоминал его, слово «майор» в его устах звучало как-то особенно. В
нем слышалось безграничное доверие. «Мао», «Курц», «господин Председатель» – эти
слова звучали немного похоже – но все же не так. В них было чуть-чуть, на ту самую,
микроскопическую долю меньше уверенности и преданности.
Теперь Калинин встал по другую сторону баррикад от Соске. Превратился в
беспощадного врага. Но неужели же он остается таким же каменно-твердым и ледяным,
как тогда, когда приказал стрелять в него? Неужели в нем ничего не дрогнуло? Сможет
ли он так же холодно и уверенно поучать ее, глядя ей в глаза?
– Я сделаю это снова, – неожиданно ответил Калинин. Как всегда, равнодушно…
130
Нет.
Нет, неуловимо, практически неотличимо – его слова звучали с другим
выражением.
– Такой приказ уже был отдан. На это существует серьезная причина. Но я не
рассчитываю что ты, в запале отрицания, поймешь ее.
– Неправда.
– Если тебе хочется так думать – пожалуйста. Но я дам тебе возможность увидеть
последствия своего неразумия.
Канаме замерла, не понимая, что он имеет в виду.
– Его ценой станет жизнь стоящего перед тобой человека. Можешь стрелять, если у
тебя есть желание.
– …Н-неправда.
Слова Калинина падали на сердце, словно капли свинца.
Действительно, разве можно было ожидать, что обычная девчонка, без малейшей
военной подготовки, по милости слепой удачи сцапавшая пистолет, и теперь
размахивающая им перед носом у опытных бойцов и кричащая срывающимся голосом
«Поворачивайте вертолет»! запугать хоть кого-то? Это было просто смешно. Достаточно
было взглянуть на реакцию остальных наемников, неподвижно сидящих на скамейках, как