В небе воркуют стаи птиц, в первых рядах слышны призывы – держаться вместе, не отставать, долететь нужно без потерь. В небе проще, там нет подошв. Но там нет и еды, и есть могучий ветер. Потери неизбежны. И чьи-то крылья, так трудолюбиво бороздящие бескрайние небеса обессилят и сложатся, отправив тело в последнее пике на съедение диким хищникам.
Весь мир вокруг дышит сейчас как-то иначе, не так, как вчера, вчера он, быть может, даже не дышал, он просто был, незаметным и обыденным. Но что случилось сегодня? Что изменилось? Мир стал легче. Он стал непривычно громким и шумным, и одновременно тихим, и умиротворенным.
Где-то вдалеке, а может в глубине сознания слышен голос, мужской голос. Он говорит что-то неразборчивое, иногда громко всхлипывает и снова говорит, что-то шепчет, а затем снова в голос твердит невнятные слова. Он не произносит имени, но что-то внутри подсказывает – это слова для тебя и тебе нужно идти к этому голосу, нужно найти мужчину, который так старательно что-то твердит, и что-то просит.
Спускаешься по ступенькам подъездной лестницы. Спускаешься без гулкого топота, словно паришь над бетонными ступенями, легонько приглаживая свежевыкрашенные перила.
На улице много людей, как всегда. Одни куда-то спешат: на работу или по работе, по поручению руководства, в аэропорт, на вокзал, где вот-вот прибудет нужный поезд. Другие неспешно прогуливаются со стаканчиком кофе, гамбургером или чем-то вроде того. Третьи степенно отдыхают на лавочках. Но и первые, и вторые, и третьи одинаково беззвучно открывают рты, когда говорят друг с другом, смеются или что‑то твердят в мобильний. Не слышно никого, кроме одного голоса, который не дает покоя. Ты закрываешь уши ладонями, но он не смолкает и, даже, не стихает.
Ты знаешь куда нужно идти, поэтому без капли сомнения неспеша шагаешь в нужном направлении, и кто-то невидимый и неслышимый, словно приобняв, сопровождает. Он не ведет и не подталкивает, просто находится рядом. С каждым шагом голос становится чуть ближе и совсем немного громче. «Прости».
Ноги сами ведут, вопреки разуму, а желание найти источник голоса заставляет сердце биться быстрее и тревожнее. В один миг все звуки стихли. Колеса машин не шумят по асфальту, трамвай без стука и грохота проезжает по рельсам, словно парит в воздухе над ними. И нет ни малейшего звука турбин, пролетающего вверху самолета. Есть только голос.
Улица за улицей, мимо онемевших домов, мимо беззвучно упавшего подноса из рук неопытной официантки, пока еще открытого уличного кафе. Мимо, в миг умолкнувшего, колокола на соборе, шаг за шагом вверх по проспекту. Голос уже недалеко, где-то за углом, где больница, где в ряд, как на стоянке, стоят кареты скорой помощи с выключенными двигателями. Никого не спешат спасать, может уже всех спасли или никому не нужна помощь.
Ты слышишь, что голос уже ближе, где-то неподалеку тот мужчина чья мольба тебя сюда привела. Он непрерывно просит прощения. У кого и за что? Эти два вопроса тебя беспокоят. Откуда-то изнутри, из утробы, снизу – поднимается волнение. Начинает появляться дрожь, слабая, почти незаметная, но внутри все содрогается и, впервые с момента пробуждения, появляется внутреннее, душевное беспокойство.
Белые, оштукатуренные стены. Слишком мало освещения для такого длинного коридора. Одна лампочка над входной дверью, другая в дальнем конце коридора, на тупиковой стене. Свет иногда моргает, словно лампы иногда перегреваются и начинают светить немного тускней. Ты начинаешь понимать, что это за здание – по запаху формалина. В коридоре вдоль стен стоят несколько каталок со скомканными простынями, которые лежат сверху большой горой. Несколько закрытых дверей по сторонам и только из самой дальней на пол мрачного коридора падает свет, и иногда мелькает тень кого-то, кто ходит по комнате.
Голос совсем рядом, гулом расходится по коридору и отдается эхом в голове. В какой-то из этих комнат, за одной из пожелтевших дверей звучит этот голос. Он призывает в конце концов сделать несколько шагов вперед. Ты стараешься бесшумно сделать пару шагов и у тебя получается. Удивительно!