***
Как люди могут быть уверенными в том, что священник верит в Бога, если они его об этом даже и не спрашивают? А спрашивал ли этот священник своего правящего архиерея-епископа хоть раз, верит ли тот в Бога? А епископ хоть когда-либо задавал этот вопрос патриарху? Или это считается неприличным? Понятно, что нет никакой гарантии, что ответ будет правдивым. Но как мы можем не то что знать ответ на этот вопрос, но хотя бы немного надеяться на то, что ответ будет утвердительным, если мы даже не задаем вопрос? Даже самим себе не задаем, внутри себя не задаем, не говоря уже о том, чтобы задавать его другим? Да и так ли ужасен этот вопрос? А если ужасен, то почему? Не потому ли, что у нас есть и всегда были некие смутные подозрения по поводу возможного ответа? Видимо, на кону для нас стоит слишком многое, и мы предпочитаем жить с невысказанными вопросами и смутными подозрениями, нежели получить все ответы и окончательно лишиться последних иллюзий. Но почему же у меня возникают подобные вопросы? Видимо, потому, что я рос в коммунистической вере и в государстве, руководимом коммунистической партией, во главе которой стояли отборные коммунисты – понятно, что это были лучшие из лучших, чистейшие из чистейших и честнейшие из честнейших, более всех других верующие в идеалы коммунизма люди. Так нам говорили, и я этому, конечно же, верил, ибо как ребенок может не верить своим учителям и взрослым вокруг него? А потом в одночасье оказалось, что нам почти сто лет лгали, а во главе этой партии стояли отнюдь не лучшие из лучших, а прожженные лжецы, которые ни в какой коммунизм не верили и смогли вскарабкаться на вершину партийной и государственной власти только потому, что умели лгать лучше других. Как я могу быть уверенным, что в случае с Церковью ситуация не повторится? Да, понятно, что представители Церкви носят одежды и головные уборы другого цвета и покроя, и у них несколько иное, чем у коммунистов выражение лица, но ведь люди всегда остаются склонными к говорению неправды людьми, как бы они при этом ни одевались, какие важные лица они бы ни делали и как бы сурово они ни морщили свои брови, и Священное Писание нам постоянно напоминает об этом. Вот такие мысли ко мне время от времени приходят. Вы считаете, что ко мне приходят неправильные мысли? Может быть, вы и правы, и они действительно неправильные, но такие мысли ко мне приходят, и я ничего не могу с этим поделать. А что, если они приходят не только ко мне?
***
Так ли уж велика разница между русской катастрофой 1917 года и русской катастрофой 1991 года? Я считаю, что особой разницы не только нет, но и что, по большому счету, это два обострения одной и той же застарелой болезни русского народа и не более того. Но что же это за страшная болезнь, поразившая и не отпускающая наш народ? Болезнь эта очень хорошо известна, и называется она неверие в Бога. Она описана еще в Ветхом и, уж тем более, в Новом Завете. Дело в том, что к 1917 году множество русских людей разочаровалось в нерадиво исполняющей свои обязанности и погрузившейся в пучину ритуального лицемерия Церкви и, как следствие, перестало верить в Бога, и когда им вместо веры в Бога предложили рай на земле под названием «коммунизм», они с радостью в этот рай уверовали. К 1991 году русские люди полностью разочаровались в «коммунизме», но веру в рай на земле сохранили, и когда им предложили этот рай теперь уже под названием «европейская демократия», они опять с радостью приняли предложенное, ибо никакой глубинной разницы между «коммунизмом» и «демократией» они не видели – это был тот же самый вожделенный ими рай на земле, в который они уверовали еще в 1917 году и даже раньше, гораздо раньше, и ради которого они совершили тягчайшие кровавые преступления. Так что между событиями 1917 и 1991 годов нет никакой разницы – просто русские продолжили свою погоню за своим «земным раем», на бегу «перемотав сбившиеся портянки в своих сапогах». Когда будет следующая катастрофа на этом пути к «раю», и в какую хитрую словесную обертку нам предложат уверовать в следующий раз? Кто знает. Возможно, это будет какая-нибудь всеобщая «глубокая цифровизация», которая «уж точно приведет к обществу равенства, справедливости и изобилия». Одно ясно – в Бога русский народ верить хочет, но что-то ему мешает – не исключено, что мешает ему глубокое разочарование в людях, которые выдают себя за представителей Бога на земле, о которых в Новом Завете сказано так: «Горе вам, лицемеры, что вы взяли ключ разумения, но и сами не вошли, и желающим войти воспрепятствовали». Увы, пока что нет никаких признаков, что в обозримом будущем нас здесь ждут какие-то перемены. Хотя, конечно, бывают и чудеса.