Она надевает очки для чтения и кладет карту Сен-Тропе под настольную лампу. Она уже набросала очертания розовых лепестков и теперь медленно, тщательно прорезает их скальпелем. Мысли о Сен-Тропе, о шезлонгах и охлажденном шампанском у бассейна, официантках в белых фартуках и загорелых мужчинах в плавках волнуют ее. Она почти слышит гомон приглушенных бесед, чувствует руки какого-то неизвестного любовника, втирающего крем в ее плечи, и вскоре эти анонимные руки становятся руками мужчины из сарая, Элис вспоминает, как они с легкостью разрезали толстый кусок фермерского тоста, который она ему сделала. Хорошие руки. Хорошие запястья. Потом она вспоминает его фигуру, чистую и сухую, в толстовке Кая, – оказалось, что у него впечатляющая фигура. Не слишком высокий, выше ее всего на несколько сантиметров, но крепкий. Без слабых мест. И его ореховые глаза, мягкие от неловкости и смущения.
Да, он казался смущенным… Но кроме того момента, когда она предложила отправиться в полицейский участок. Тогда он резко изменился. Волна страха и злости, ушедшая прежде, чем она успела что-то проанализировать, оставив ее в сомнениях, что это было на самом деле.
Она гонит прочь мысли о нем. Мужчины больше не входят в ее планы. Теперь ее приоритет – дети. Дети и работа. Она вырезает из карты лепестки и выкладывает их рядом друг с другом. Названия улиц наводят на мысли о пальмах, кабриолетах, отелях с полосатыми тентами и парковщиками-портье. Но она не должна завидовать. Здесь у нее есть столько всего! Даже пальмы на другой стороне залива. Целых две.
Звон медного колокольчика над дверью заставляет ее оторваться от своих мыслей. Он сопровождается клацаньем собачьих когтей по деревянным ступеням и буйным лаем. Элис перевешивается через стол, смотрит вниз и видит знакомый, покрашенный хной затылок Дерри Дайнз.
– Уже иду! – кричит Элис. Ей приходится с силой оттолкнуть собак он передней двери, чтобы добраться до ручки, и сдерживать их, чтобы они не сбили Дерри с ног.
– Привет, подруга. Чем обязана?
Дерри всматривается за плечо Элис с не слишком дружелюбным видом.
– Я встретила Жасмин, – сообщает она. – Она сказала, что этот человек с пляжа у вас дома.
Элис вздыхает и заправляет за ухо прядь волос. Она сердится на себя, что не предупредила детей держать пребывание в их доме Фрэнка в секрете. Она не против, что Дерри в курсе, но если узнает кто-нибудь другой…
– Не дома, – отрезает Элис. – Он в сарае.
Она распахивает дверь и придерживает собак, чтобы Дерри смогла войти.
– С ума сошла, – ворчит Дерри, проходя через гостиную и осматриваясь. – Жасмин сказала, он потерял память.
Убедившись, что там никого нет, она с довольным видом направляется в кухню.
Элис со вздохом плетется вслед за ней.
– Все не так плохо, как кажется.
– Я же говорила тебе, не лезть в это дело, – напоминает Дерри. – И ты пообещала, что не будешь, – она выглядывает в окно, выходящее на задний дворик и на сарай. – Господи, Эл, а если узнают в школе? Если… – она осекается и вздыхает. – Хватит. Вспомни прошлый год, Эл. Сколько можно приводить домой странных типов?
Элис прекрасно знает, о чем говорит Дерри, но совершенно не хочет этого слышать.
– Я же сказала. Он не дома. Он в сарае. И прошлой ночью мы заперли заднюю дверь на два замка.
– Дело не в этом. Вся история звучит сомнительно. Потеря памяти. Напоминает какую-то аферу.
Элис раздраженно цокает языком.
– Я тебя умоляю. Никакая это не афера. Вечно тебе мерещатся заговоры.
– Он сейчас там? – спрашивает Дерри, доставая из шкафа две кружки и включая чайник.
– Думаю, да. Не слышала, чтобы он уходил.
– Пригласи его сюда, – требует Дерри, опуская пакетик зеленого чая в свою кружку и «Эрл грей» – в кружку Элис.
Элис не двигается.
– Давай. Скажи, что мы поставили чайник.
– Ты ведь знаешь, что мне надо работать?
– Успеешь. Поработаешь потом. Это ненадолго.
Элис не спорит. Основа их дружбы с Дерри состоит в том, что Дерри всегда права.
Прежде чем открыть заднюю дверь, она проверяет, в порядке ли прическа. Прикладывает руку ко рту, выдыхает и морщится. Пахнет чаем. Шторы в сарае открыты, и она тихонько стучится в дверь.