Миллионы жителей Мехико страдают от ужасающего смога; ежегодно от отравлений, вызванных ядовитым воздухом, умирает до 100 тысяч горожан. Мексиканцы, считающие себя потомками ацтеков, с каким-то фатальным равнодушием наполняют свои легкие этим отравленным воздухом, словно их древние боги требуют от них все новых и новых человеческих жертв.
С шести часов утра и до глубокой ночи на улицах огромного города звучит уше- и душераздирающий концерт трех с лишним миллионов машин. В условиях высокогорья эти резкие гудки и завывания сирен кажутся еще более невыносимыми, чем где бы то ни было. Более 20 тысяч автобусов, ползущих по улицам, изрыгают густые клубы выхлопных газов, единственное спасение от которых — влажные носовые платки. 17 000 полицейских в ярко-синей униформе, с помощью своих сердитых свистков и неистовой жестикуляции, характерной для южан, пытаются хоть как-то направлять и держать под контролем лавину машин, но она — несмотря на прекрасные дороги и современные автострады — движется едва ли не медленнее, чем конные повозки, теснившиеся на улицах Мехико сто лет назад. О том, насколько малопривлекательна жизнь в этом чудовищном мегаполисе, лучше всего свидетельствуют фонари, тускло мерцающие по вечерам, а нередко и вовсе не горящие, постоянно перегруженная телефонная сеть, дозвониться по которой можно лишь каким-то чудом, если вам исключительно повезет, да питьевая вода, вечно распространяющая зловонный запах хлора и прочих отвратительных химикатов. Люди массами гибнут здесь без всякой войны…
Однако Мехико-сити — это еще и роскошные дворцы-отели, такие, например, как «Camino Real» и «Е1 Presidente Chapultepec», в которых работают филиалы лучших и самых изысканных парижских ресторанов — «Maxim's» и «Fouquet's». А уж всевозможные кафетерии и бистро, не говоря уж о небольших уютных закусочных, выдержанных в фольклорном стиле, представлены здесь, что называется, еп masse[36]. Но блеск роскоши и солидная респектабельность богатых улиц далеко не всегда и не везде способны прикрыть вопиющую нищету и перенаселенность бедных кварталов. За пышными фасадами центральных улиц царит бедность, ютящаяся в ужасных трущобах; люди живут в продуваемых всеми ветрами лачугах и хижинах, теснящихся рядом с помпезными соборами и церквями эпохи заката Средневековья, и на обочинах улиц богатых кварталов колониальной эпохи толпятся многие сотни нищих.
В парке Чапультепек буйно зеленеют кустарники и возносят в небо свои пышные древние кроны огромные деревья агуэгуэте; они сумели приспособиться к ядовитому воздуху и чувствуют себя прекрасно. В этом парке некогда прогуливались правители ацтеков, а Монтесума II выстроил на холме свою летнюю резиденцию… А по воскресеньям отдых почти стирает различия между беднотой и богачами. Гордые жители Мехико, которых неудержимо влекут к себе сверкающие зеркала водоемов, купаются в озерах, катаются на лодках и предаются на берегах зажигательным ритмам самбы, приглашая туристов присоединиться к их компании. Настоящие мастера пения — и те, кто лишь почитает себя таковыми, — охотно демонстрируют свое певческое искусство досужим слушателям. Туристы на обширных пространствах могут прекрасно отдохнуть и принять участие в чисто мексиканском времяпрепровождении, состоящем из пикника, танцев и всевозможных игр. Всюду снуют подростки с корзинами или небольшими деревянными ящичками, в которых хранятся их нехитрые орудия труда; устремляя на иностранцев заискивающие взгляды, они наперебой предлагают им свои услуги, главная из которых — начистить до зеркального блеска башмаки и туфли. А очаровательные черноволосые девушки с огромными темными глазами и нежной, смуглой, цвета какао, кожей, похожие на неземных фей, до самозабвения танцуют под открытым небом, словно гостьи из другого мира.
Карманники на каждом шагу поджидают свои жертвы. Иностранные туристы, заглядывающие в ювелирные лавочки на богатых авенидах, охотно раскупают настоящие и фальшивые драгоценности, в которых мошенники знают толк. Бутики со всего света предлагают состоятельным гостям свои дорогостоящие товары, а рядом с их витринами теснятся нищие в дырявых носках. Умоляюще жестикулируя и выжимая слезу из мутных глаз, они выпрашивают у прохожих несколько песо.