Кошмар!
- Так что? - я припал к стойке, пытаясь скрыть напряжение внизу живота.
- А что вы хотели?
- Книжку.
Девушка очень весело рассмеялась.
- Понятно, что книжку. Какую? Детективную, фантастическую, научно-популярную? Может, какой-нибудь справочник?
Она зашла к себе в закуток, и мне стало легче. Брюк не видно, и хорошо. Что там звонко таранит ткань? Тьфу!
- Мне бы старую.
- О, это уже интереснее.
Девушка придвинулась ко мне, и ее светлые, ясные, смеющиеся глаза оказались сантиметрах в десяти от моих.
- Вас тянет на старушек?
Ее жутко, просто жутко хотелось поцеловать. Легонько укусить за маленькую, чуть оттопыренную нижнюю губу.
- Что? Нет! - возмутился я, осознав вопрос. - Я про книжку!
- Я поняла, - кивнула собеседница, улыбаясь и отклоняясь назад. - Хотите "Дикую охотницу"? Выпущена пять лет назад.
Она приподняла книжку, которую читала.
- Нет. Мне советской поры.
- Ой, таких уже и нет.
- Совсем нет?
- Сейчас посмотрю.
Девушка раскрыла лежащий на стойке ноут. Несколько минут она всматривалась в экран, постукивала по клавишам тонкими пальцами, а я любовался ее шеей, прядкой волос над ухом, ее сосредоточенностью и кожей в вырезе кофты и в расходящихся отворотах блузки.
- Нет, - приподняла она голову, - скорее всего, ничего нет.
- Вам не кажется это странным? - спросил я.
- Почему? Наверное, это просто не пользуется популярностью. Или, знаете, как будто вы совершили постыдный поступок, и вам не хочется о нем вспоминать. Возможно, что-то и есть в архивах, но не у нас.
- Все равно. Мне бы очень нужно историческую книгу.
Девушка снова нырнула в ноут.
- Нет, - сказала она. - Наверное, советским историкам не доверяли. Их книг нет вообще. Но у нас полно переводных. Вас какой период интересует?
- Сорок первый - сорок пятый.
- Мировая война?
- Да, - кивнул я, - здесь, у нас.
- Ну что вы! На нашей территории почти не было военных действий. У нас же был этот... Пакт! Недавно показывали сериал. "На востоке без перемен". Видели?
- А если нам врут? - спросил я.
Светлые глаза за линзами удивленно расширились.
- Зачем?
- Чтобы нечем было гордиться.
Я выложил на стол свою последнюю карточку. Девушка внимательно ее прочла.
- Это похоже на бред, - сказала она.
Я улыбнулся.
- Выпустите меня, пожалуйста.
- Ты!
Отец был в ярости.
Он застал меня врасплох и стоял передо мной, застывшим в прихожей, а в кулаке его краснела одна из моих карточек.
- Что это такое?
- Что?
- Это! - он кинул смятую карточку мне в лицо.
Я попробовал пройти в свою комнату, но отец загородил мне проход. Из-за его плеча выглянула мать:
- Костик.
- Что?
Наверное, я мог только это и повторять. В груди заныло.
- Ты не придуривайся! - покрасневший, мощный отец протянул руку, чтобы схватить меня и, наверное, вытрясти всю душу, но в последний момент не осмелился. - Ты знаешь, что это статья? Что ты сядешь за это?
Я снова хотел сказать: "Что?" и вовремя прикусил язык. Мотнул головой.
- Искажение истории, - прошипел отец.
- Я ничего...
- Ты расклеиваешь какую-то хрень!
- Это не хрень, это правда! - выкрикнул я.
- Костик! - снова выглянула мать, но отец оттер ее телом.
- Где доказательства? - спросил он, сверля меня потемневшими глаза. - Они у тебя есть?
- А ты не чувствуешь, что это правда? - проорал я.
- Да будь это хоть Святое писание! - заорал отец в ответ. - Полиция теперь имеет право тебя посадить! Ты о нас с матерью подумал?
- А космос? А Гагарин? Скоро и за это будут сажать?
- Тебе-то какое дело?
- Мне? Потому что это - мой космос! Это моя страна и моя история! И твоя, папа! Понимаешь? Она и твоя!
Отец набрал воздуха в грудь.
- Ты...
Он внезапно сник и отступил в сторону.
- Иди к себе. Интернет я обрубил и диски отформатировал. Все.
У двери в свою комнату я обернулся. Лицо отца было несчастным.
Утром мы с ним не разговаривали. Он быстро собрался и ушел.
А я пропустил первую пару, возясь с компьютером и восстанавливая операционную систему. По иронии судьбы, первой парой значилась "История мира".
Взяли меня на остановке.
Незаметный микроавтобус подрулил к скамейке, на которой я сидел, и из темноты салона выглянул спортивного вида мужчина в костюме.
- Константин Ломакин? - спросил он.
Я кивнул.
Мужчина поманил меня жестом. Круглое лицо его выразило досадливое нетерпение. Собственно, это выглядело настолько будничным и безопасным, что ноги сами повели меня к нему. Мало ли, заблудились люди, что-то такое думалось.
- Залезай.
Меня мягко подтолкнули в спину, я поневоле шагнул внутрь, и дверь клацнула, отрезая дневной свет. Почему-то только тогда мне и сделалось жутко. Страх накрыл с головой. Дыхание сперло. Я застыл, не в силах ни закричать, ни дернуться.
Тусклый плафон в задней части салона смутно обрисовывал подголовники и фигуры людей в масках с прорезями для глаз.
- Сюда!
Меня рывком усадили в кресло. Кто-то, нависнув сбоку, ловко пристегнул наручником мое запястье к подлокотнику.
- Побледнел что-то наш товарищ, - весело сказал этот человек и отвесил мне мощную затрещину.
Я не закричал. Я лишь выдохнул.
- Вы...
И тогда мне прилетело в скулу. Очки брызнули вниз. В правом глазу сразу поплыли круги, потому что боль была яркая и цветная. Я захлебнулся этой болью, как утопленник водой. Тень сзади поймала мое горло, а другие (третьи? четвертые?) руки ощупали ноги, подмышки, извлекли мобильник и ключи из карманов джинсов.
- Чисто, - сказал щупавший.
Мое бестолковое сердце гремело в ушах, куда-то торопилось, бежало и все не могло убежать.
Микроавтобус, дернувшись, покатил по улице, удаляясь от остановки. Одним глазом я видел, как в тонированном окне плывут дома.
Этого и следовало ожидать, подумалось мне. Раз мы не победили, раз победили другие...
- Н-на!
Носок тяжелого ботинка прилетел мне в голень, и я забыл мысль, я забыл вообще все, на мгновение с криком превращаясь в сгусток боли.
- Ах, как поет!
Жесткий, крепкий кулак пробил мне грудь, и я захрипел, сложился вдвое, утыкаясь лбом в чье-то колено.
Меня вздернули за шиворот. Яркий пучок света от миниатюрного фонарика ударил по глазам.
- Ну-ну-ну.
Хлопок ладонью по щеке по сравнению с предыдущими ударами был на удивление мягок, но именно он почему-то заставил меня рыдать. Я заморгал, подавился слезами и слюной, выплевывая боль сквозь дрожащие губы, а свет ползал по моему лицу, словно насекомое, и пытался убедиться в искренности.
- Что ж ты так, Константин Ломакин? - участливо произнес вставший напротив. - Тебя ведь еще бить и не начинали.
- За что? - спросил я.
Я не видел ничего и никого, только свет.
- Ой! А не за что, да?
Пятно света упало вниз, и я, поморгав, сквозь слезы разглядел, как оно зафиксировалось на красной, с черными буквами бумажке, зажатой в пальцах. "...Союз. 9 мая 1945 года..."
- Твое?
- Это же просто карточка.
- Кто еще их распространяет?
- Я один...
Закончить мне не дал удар в ухо, и в голове все поплыло, звеня и вспыхивая. За ухом или перед ним, кажется, что-то хрустнуло.
- Не ври нам!
- Я не вру! - прорыдал я. - Чего мне врать?
- Может, ты друзей своих выгораживаешь.
Микроавтобус кому-то требовательно бибикнул, в темных окнах мелькнуло низкое кирпичное здание.