- Болото, - подсказал отец.
- Да!
- Костик, ты не прав, - сказала мать. - Я пошла в гостиную, скоро "Все начистоту" начинается. Не хочу пропустить.
Она вышла из кухни, шлепая тапочками по ламинату.
- Дурак ты, Костя, - сказал отец.
Я отставил тарелку.
- Пап, ты не понимаешь...
- Вкусно? - перебил меня отец.
- Да, но это...
- А мог перебиваться с хлеба на воду. В нашей жизни нет ничего плохого. Обычная жизнь. Все люди так живут.
- А космос? - спросил я.
Несколько секунд отец, подняв голову, смотрел в телевизор, на котором, судя по звукам, что-то чавкало, фыркало и смешно пищало. Не обернуться и не посмотреть, что там такое, было невозможно.
Оказалось, какая-то многоножка жрала чипсы.
- Знаешь, что? - сказал отец, когда многоножку сменила реклама подгузников. - Космос надо оставить специалистам. Это их работа.
- А мы? Кто тогда мы?
- Люди. Я - оператор насосной станции. Ты - будущий менеджер. Мама у нас - замечательная домохозяйка и волонтер.
- Но для чего мы тогда живем, если никуда не стремимся? - крикнул я.
- Костик, тише! - потребовала из гостиной мать.
Мне пришлось понизить голос.
- У нас же все отобрали. Всю нашу историю. Все наши победы. Все то, что завоевывали или совершали наши предки.
- А, может, это и к лучшему?
Зеленые глаза отца смотрели бесхитростно и тепло.
- Прикинь, что мы получили взамен, Костя. Мир, - он принялся загибать пальцы, - спокойствие, достаток, продуктов - ешь не хочу, развлекайся до упаду, клубы, "темпоры", виртуалка, интерактив. Постиндустриальная эпоха, Костя, повальная автоматизация производственных процессов. Рай на земле.
- Пап, ты уверен? - спросил я.
Отец кивнул.
- Костя, это везде и всюду. Я же все-таки читаю новости.
- И в космос не надо?
- Живи в свое удовольствие.
- Но про восьмое мая ты знаешь?
- Американцы взяли Берлин, - улыбнулся отец. - Конец Второй Мировой. День памяти. Вот уж что надо помнить. Мы, извини, с боку припека, пока Сталину кланялись, Соединенные Штаты с фашизмом воевали.
Я вдруг подумал, что день, неделю назад сказал бы так сам. Сделалось больно и стыдно, заныли костяшки.
- А про девятое?
- Девятое? Вроде бы воскресенье, выходной день. Сейчас проверю, - отец полез в планшет. - Девятое, девятое...
- Ничего там нет, - сказал я.
- Ты прав, - кивнул отец. - Ничего. День рождения Брейгеля и какого-то египтолога. Картера.
- Так вот, девятого, - я, поднимаясь, отодвинул стул, - девятого, чтоб ты знал, Гитлера победили мы! Мы!
Меня вынесло из кухни.
- Костя! - крикнул отец.
Но я отмахнулся от него, едва не выломал дверь в свою комнату, в тумане обиды на отца и вообще на весь мир поворачивая ручку не в ту сторону. Рухнул на диван, воткнулся носом в подушку.
Надо, надо что-то придумать, чтобы все узнали и поняли! Иначе как? Кто я буду, если оставлю все как есть?
- Костя!
В голосе отца прозвучали необычные визгливые нотки. Я обернулся. Щеки у отца были багровые, а губы дрожали вместе с двойным подбородком. Он стоял, держась за косяк, но так и не решившись ступить в комнату.
- Сын, ты эту ерунду брось! - заговорил он, волнуясь. Палец, наставленный на меня, плясал. - Что значит "мы"? Что значит "победили"? Где ты нахватался такой чуши?
- Это не чушь, - сказал я.
- Я запрещаю...
- Пап.
- Ты наказан! - взвизгнул отец и выключил свет.
Через два дня мы собрались после лекций в маленьком дворике у пивного кафе.
Там стояли три скамейки с квадратными крохотными столиками под дугами, на которых обычно растягивали тенты от дождя. На одной угнездились какие-то малолетки и, забравшись с ногами на спинку, дебильной стаей гоняли по кругу две двухлитровые пластиковые "сиськи" самого дешевого пива.
Пиво называлось "Крутышка".
Оттуда шел мат и гогот, и две девчонки, которые в стае держались наравне со всеми, давали себя лапать.
Я подумал, что с отцовской точки зрения именно это и зовется жизнью. Жалко, что у меня ломка стереотипов и мироощущения.
Взрослею.
Мы взяли по бокалу светлого "Славного", и только Леха, выпендриваясь, купил себе баночного темного.
- Ребята, - сказал я, - надо на девятое тоже что-нибудь устроить. Предлагаю с красным флагом пройти по площади перед мэрией.
- Повяжут, - отозвался Семка.
- Почему?
- Несанкционированная акция. Вообще-то до двух лет тюрьмы.
- Ни хрена себе демократия, - присвистнул Саня.
- Так мы же без лозунгов и не в поддержку чего-то, - сказал я. - Площадь после восьмого пустая будет. Кружок по ней сделаем. Под музыку.
- И зачем? - спросил Игорь. - Кто хоть что-то из этого поймет? Посчитают, что проспали восьмое и выперлись.
- Ага, - кивнул Семка, - скажут, придурки какие-то. Хорошо еще, если по "хулиганке" пройдем, когда арестуют.
- И что тогда? - спросил я.
Скамейка с малолетками загоготала громче обычного - кто-то там, перебрав "Крутышки", грохнулся с нее оземь.
У девчонок были короткие юбки. Трусы свои они светили вовсю.
- Может, по школам пойти? - предложил Саня, которому тоже были видны худые девчоночьи ноги. - Собрать где-нибудь в спортзале, провести урок истории, настоящей истории...
- Кто тебе даст?
Мы молча выпили.
- Может, Петр Игнатьевич что подскажет? - сказал я.
- Давайте его не впутывать, - запротестовал Игорь. - Он же сказал, что все это опасно.
- Можно завести блог, - сказал Леха.
- Ага, открой, - ухмыльнулся Семка, - под настоящими именем и фамилией, чтобы спецслужбы провайдера не беспокоили.
- Я вообще не понимаю, чего мы боимся? - посмотрел на меня Саня. - Будто мы что-то противозаконное замышляем!
- А ты подумай, почему этого праздника сейчас нет, - сказал я.
- Ну и что? Что-то я об официальном запрете ничего не слышал.
- Вот это-то и настораживает.
Малолетки стали брызгаться из "сиськи". Несколько пивных капель попали Семке на рукав.
- Эй, молодежь! - обернулся он. - Харэ уже!
- Мы не нарочно! - крикнул какой-то длинный, вихрастый парень. - Оно само!
Стая разродилась визгами, словно услышала что-то уморительно смешное. Кто-то кому-то из "сиськи" плеснул в лицо.
- Серый, сука!
- Оно само!
Началось пихание, один другого через третьи руки схватил за грудки, потом драчуны упали за скамейку, чуть не свалив остальных.
- Получи!
- Да пошел ты!
За спинами, задницами, ногами стаи разглядеть что-либо было сложно. Дрыгались подошвы белых кроссовок.
- Уроды, - прокомментировал Саня.
- И все же надо спросить Петра Игнатьевича, - сказал я. - Без впутываний.
Мы допили пиво.
Серый получил по морде, и малолетки неожиданно быстро расползлись. Пустые "сиськи" остались лежать под скамейкой.
- Четыре литра ввосьмером, - сказал Леха. - Это по пол-литра на каждого.
- Наше будущее, - сказал я.
- Ага, чтоб я сдох.
- Костя, - с болью в голосе произнес Игорь, - вот нахрен им Девятое? Им и без него в кайф. Что мы будем ради этих...
- Еще неизвестно, что мы будем.
- Партизанить будем! - округляя глаза, хриплым голосом проговорил Саня.
- Против кого? - спросил Семка.
- Против всех!
- Ага, - сказал я, - схроны с петардами, тайники с флажками. И перебежками от дома к дому. Ночью!
- Ну, давайте сделаем какой-нибудь просветительский кружок.
- Друг друга просвещать будем? Ладно, - вздохнул я, - закругляемся.
Петр Игнатьевич появился, когда я уже решил уходить.